месть. Местью и сама Засулич объяснила свой поступок, но для меня представляется невозможным объяснить вполне дело Засулич побуждением мести, по крайней мере мести, понимаемой в ограниченном смысле этого слова. Мне кажется, что слово «месть» употреблено в показании Засулич, а затем и в обвинительном акте как термин наиболее простой, короткий и несколько подходящий к обозначению побуждения, импульса, руководившего Засулич.

Но месть, одна «месть» была бы неверным мерилом для обсуждения внутренней стороны поступка Засулич. Месть обыкновенно руководит личными счетами с отомщаемым за себя или близких. Но никаких личных, исключительно ее, интересов не было для Засулич»

Федор Достоевский Пушкинская речь

Москва, 8 июня 1880 года

Федор Михайлович Достоевский (1821–1881), один из самых известных русских писателей и мыслителей. В 1849 г. был арестован по «делу Петрашевского» и приговорен к расстрелу. После инсценировки казни получил помилование в виде каторжных работ. Четыре года провел на каторге и несколько лет в ссылке, после всех испытаний став глубоко религиозным человеком. Создал свое религиозно-философское течение – «почвенничество», примиряющее традиционные русские устои с достижениями западной цивилизации. Самые известные произведения писателя: «Преступление и наказание», «Бесы», «Братья Карамазовы», «Идиот» получили всемирное признание и принесли Достоевскому громкую посмертную славу.

Пушкин есть пророчество и указание

В июне 1880 года, в сто первую годовщину со дня рождения Пушкина, в российской столице прошли торжества, посвященные открытию памятника поэту, сооруженного на народные деньги. Федор Михайлович Достоевский, приглашенный организаторами, выступал с речами, зачитывал отрывки из произведений поэта и принимал участие в открытии памятника. Публичное заседание Общества любителей российской словесности, состоявшееся 8 июня, также было приурочено к пушкинским праздникам. На этом заседании Достоевский произнес свою знаменитую речь о Пушкине, признанную величайшим вкладом в исследование творчества поэта.

После этой речи Общество любителей русской словесности единогласно избрало Федора Достоевского своим почетным членом и наградило его, в знак признательности, лавровым венком. Той же ночью писатель возложил венок к недавно открытому памятнику Пушкину.

Достоевский зачитывался Пушкиным с самого детства, находя в его произведениях красоту, мораль и духовность. Трагическая гибель поэта потрясла четырнадцатилетнего Федора Достоевского. В том же, переломном для писателя, 1837 году умерла его мать и он переехал в Петербург, где поступил в инженерное училище. В дальнейшем на разных этапах своего жизненного и творческого пути, Достоевский не раз обращался к стихам и прозе Пушкина, как к наивысшим образцам русского слова. В одной из своих записных книжек Федор Михайлович написал: «Не понимая Пушкина нельзя назваться даже русским человеком».

Во второй половине XIX века в российском образованном обществе противоборствовали два течения: славянофилы и западники. Первые считали, что Россия не должна отходить от своих истоков, что будущее за православием и самодержавием, вторые были уверены, что русский народ, для достижения благосостояния и духовного прогресса, должен обратить свои взоры на Запад и перенять его строй и обычаи. Достоевский придерживался третьей, отчасти примиряющей, точки зрения: Россия должна идти своим путем, продолжая многовековые традиции, но некоторые полезные достижения европейской культуры ей не повредят. Эти взгляды писатель излагает в своей знаменитой пушкинской речи и в «Объяснительном слове» к ней, опубликованной «Дневнике писателя».

Речь произвела сильное впечатление и на западников, и на славянофилов, заставила их, по выражению лидера славянофильского течения Аксакова «одинаково выразить свое сочувствие и благодарность». Достоевский открыл русского поэта с новой, неожиданной стороны. Он отметил, что Пушкин первым вывел тип русского человека сомневающегося, желающего каких-то перемен, но оторванного от истоков и не понимающего, чего же он на самом деле хочет. С другой стороны, он первым показал истинную красоту, происходящую из русского духа. Пушкин, по мысли Достоевского, был уникальным гением, обладающим талантом полного перевоплощения и понимания духа других наций, и этот дар поэт перенял у самого русского народа, необычайно отзывчивого и способного к «всепримирению». Ни один писатель во всей мировой литературе так не соединялся душой со своим народом, как Пушкин, – это одна из главных мыслей в речи Достоевского.

<†††>

«Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа», – сказал Гоголь.

Прибавлю от себя: и пророческое. Да, в появлении его заключается для всех нас, русских, нечто бесспорно пророческое. Пушкин как раз приходит в самом начале правильного самосознания нашего, едва лишь начавшегося и зародившегося в обществе нашем после целого столетия с петровской реформы, и появление его сильно способствует освещению темной дороги нашей новым направляющим светом.

«Русскому скитальцу необходимо именно всемирное счастие, чтоб успокоиться: дешевле он не примирится»

В этом-то смысле Пушкин есть пророчество и указание. Я делю деятельность нашего великого поэта на три периода. Говорю теперь не как литературный критик: касаясь творческой деятельности Пушкина, я хочу лишь разъяснить мою мысль о пророческом для нас значении его и что я в этом слове разумею. Замечу, однако же, мимоходом, что периоды деятельности Пушкина не имеют, кажется мне, твердых между собою границ. Начало «Онегина», например, принадлежит, по-моему, еще к первому периоду деятельности поэта, а кончается «Онегин» во втором периоде, когда Пушкин нашел уже свои идеалы в родной земле, восприял и возлюбил их всецело своею любящею и прозорливою душой. Принято тоже говорить, что в первом периоде своей деятельности Пушкин подражал европейским поэтам, Парни, Андре Шенье и другим, особенно Байрону. Да, без сомнения, поэты Европы имели великое влияние на развитие его гения, да и сохраняли влияние это во всю его жизнь. Тем не менее даже самые первые поэмы Пушкина были не одним лишь подражанием, так что и в них уже выразилась чрезвычайная самостоятельность его гения. В подражаниях никогда не появляется такой самостоятельности страдания и такой глубины самосознания, которые явил Пушкин, например, в «Цыганах» – поэме, которую я всецело отношу еще к первому периоду его творческой деятельности. Не говорю уже о творческой силе и о стремительности, которой не явилось бы столько, если б он только лишь подражал. В типе Алеко, герое поэмы «Цыганы», сказывается уже сильная и глубокая, совершенно русская мысль, выраженная потом в такой гармонической полноте в «Онегине», где почти тот же Алеко является уже не в фантастическом свете, а в осязаемо реальном и понятном виде. В Алеко Пушкин уже отыскал и гениально отметил того несчастного скитальца в родной земле, того исторического русского страдальца, столь исторически необходимо явившегося в оторванном от народа обществе нашем. Отыскал же он его, конечно, не у Байрона только. Тип этот верный и схвачен безошибочно, тип