Ухватившись за ободья колес, Сара развернула кресло, не дожидаясь ответа. Погнала его вверх по склону сильными, резкими толчками. Возле хижины свернула на зады.

– Мостки для въезда сзади, – объяснила она.

Внутри ловко подкатила к холодильнику и вытащила кувшин.

– Чаю?

– Не откажусь.

Я наблюдал, как со скупой рассчитанной точностью она управляется с делом. Стаканы из низко расположенного шкафчика. Лед из отдельной морозилки на полу. Я оглядел внутренность домика. Мы находились в просторной центральной комнате, главное место в которой занимал камин из дикого камня; камни были коричневые и все разного размера – наверняка вытащенные из земли среди деревьев. Место выглядело спартанским и чистым. Наконец Сара вручила мне стакан.

– Спасибо, очень кстати.

Подкатывая к передней двери, бросила через плечо:

– Ты на пути сюда встретил Кена?

Мы выдвинулись на крыльцо. Усевшись на стул, я пригубил чай, который оказался терпким и горьким.

– Любопытный тип.

– Когда-то в незапамятные времена он делал больше денег, чем ты можешь себе представить. Было дело, семизначную цифру в год выколачивал. А потом что-то изменилось. Отдал все своим детям и попросил у меня разрешения немного пожить тут. Это было шесть лет назад. Каноэ – это его идея.

– Довольно необычное у него обиталище.

– Автобус уже стоял здесь, когда я купила этот участок. Я и сама в нем жила, пока мне не построили этот дом.

Пошарив рукой, Сара вытащила из нагрудного кармана рубашки косяк. Прикурила его от дешевой зажигалки, сделала глубокую затяжку и позволила дыму медленно изливаться с губ. Предложила потянуть и мне, но я отказался.

– Как знаешь, – произнесла она, и я посмотрел, как хозяйка дома вновь приникает к самодельной скрутке, как втягивает дым множественными короткими вдохами, напрягая подбородок перед тем, как выдохнуть. Затем опустилась пониже в кресле и умиротворенно изучила яркий мир вокруг.

– Итак, вы знакомы с Грейс? – спросил я.

– Чудесная девочка. Мы разговариваем с ней время от времени.

– Это вы продаете ей дурь?

– Господи, да нет, конечно! Я никогда не стала бы продавать дурь такому вот дитя природы… Да никогда в жизни!

Сара еще раз затянулась, а когда заговорила опять, слова словно налезали друг на друга:

– Я давала ей дурь за так. – На лице у нее был смех. – Ой, только не надо делать такой серьезный вид! Она уже достаточно взрослая, чтобы жить своим собственным умом.

– Знаете, на нее тут недавно напали. Сразу после того, как вы последний раз с ней виделись.

– Напали?

– Очень сильно избили. Это случилось в полумиле к югу от мостков. Я надеялся, что, может, вы видели что-нибудь… Какого-нибудь человека на лодке или на тропе. Что-нибудь такое.

Смех испарился, и пасмурность вернулась на то же место, где и была.

– Она в порядке?

– Будет в порядке. Она в больнице.

– Я тогда поплыла к северу, – произнесла после некоторой паузы Сара. – И не видела ничего необычного.

– А Кен Миллер знает, кто она?

– Да.

– Вы достаточно хорошо его знаете?

Она отмахнулась:

– Он совершенно безобидный.

Сара еще раз приникла к косяку, а когда дым покинул ее легкие, то унес с собой и львиную долю ее жизненной энергии.

– Классная тачка, – пролепетала она, но эти слова не несли никакого смысла. Просто моя машина оказалась в поле ее зрения.

– А откуда вы меня знаете? – спросил я.

Ее глаза метнулись в мою сторону, но она ничего не ответила. Лишь попросила меня взамен:

– Лучше расскажи, как ты меня нашел.

– Ваша мать думала, что вы живете где-то в этих краях.

– А-а, – только и сказала она, и в этом единственном звуке таилась какая-то мрачная история.

Я повернулся на стуле, чтобы оказаться к ней лицом.

– Откуда вы меня знаете, Сара?

Но она была уже здорово обкурена, в ее остекленевших глазах зияла яркая пустота. Она видела что-то, чего я не мог видеть, и ее слова плыли, как дым.

– Есть вещи в этом мире, о которых я никогда не говорю, – произнесла Сара. – Обещания, обещания…

– Я вас не понимаю.

Она с силой раздавила остатки косяка и уронила его на невыметенные доски. Ее веки набрякли, но где-то за бледно-зелеными радужками по-прежнему текла жизнь – что-то всезнающее, проницательное и достаточно дикое, чтобы заставить меня задуматься, что она все-таки видит. Сара поманила меня согнутым пальцем, и я наклонился ближе. Взяв мое лицо в ладони, она поцеловала меня прямо в губы. Ее губы были мягкими, слегка раздвинутыми и хранили вкус косяка, который она только что курила. Поцелуй был ни целомудренный, ни излишне сексуальный. А потом ее пальцы отпали, и она улыбнулась с такой глубокой печалью, что меня вдруг охватило непреодолимое чувство потери.

– Ты был такой чудесный мальчик… – произнесла она.

Она оставила меня, не произнеся больше ни слова – просто закатила свое кресло внутрь и закрыла дверь. А я забрался в машину и поехал между деревьев, размышляя о матери Сары, послание которой мне так и не удалось передать. Они были семьей, рассыпавшейся в прах – связанной настолько бескровными узами, насколько одно лишь время способно обескровить их. Может, как раз потому-то я и чувствовал некое родство, потому-то и думал о некогда идеальных собственных узах, обуглившихся и истончившихся в пепельно-серое ничто.

Когда из тенька навстречу мне шагнул Кен Миллер, махнув рукой вниз, я сбросил скорость и остановился. Он наклонился к окну.

– Всё в порядке? Ей ничего не надо?

Его лицо было открыто, но я знал, насколько это может ни о чем не говорить. Люди показывают тебе то, что ты хочешь видеть.

– Вы знаете Грейс Шеперд? – спросил я.

– Я знаю, кто она такая. – Кен мотнул головой в сторону деревьев. – Сара про нее рассказывала.

Я внимательно посмотрел на него.

– На нее напали, едва не убили. Что-нибудь про это слышали?

Его реакция была явно неподготовленной.

– Мне искренне жаль про это слышать, – произнес он. – Такая славная девчушка…

Вид у Кена был совершенно невинный и озабоченный.

– Не исключено, что полиция захочет пообщаться с Сарой. – По лицу у него быстро промелькнуло беспокойство. Я заметил, что его глаза метнулись влево, к длинному пурпурному автобусу. – Я подумал, что вам стоит знать.