Отец лишь отмахнулся от этого замечания, и к нему обратился Долф:

– Вот поэтому-то ты и вызвал Паркса, так? Чтобы он предавался сомнениям за тебя.

– Будет проводиться расследование, – сказал Паркс. – А в нынешней ситуации это все равно что бросить спичку прямо вот сюда. Будет жарко. Скоро тут будет не протолкнуться от репортеров.

– Репортеров? – переспросил я.

– Двое уже приперлись в мой дом, – сообщил мой отец. – Вот потому-то мы и здесь.

– Надо было поставить кого-нибудь у ворот, – заметил я.

– Да, – Паркс кивнул, – причем белого, не мигранта. Кого почище и того, кто умеет вести себя уважительно, но твердо. Если это попадет в новости, я хочу, чтобы на зрителей с экрана смотрело лицо типичного среднего американца.

– Господи! – Долф с отвращением рухнул в кресло.

– Если полиция или еще кто-то захочет о чем-то поговорить, направляйте их прямо ко мне. Как раз для этого я и здесь. За это-то вы мне и платите.

Отец посмотрел на Долфа.

– Займись, – произнес он.

Паркс вытащил стул из-под карточного стола возле окна и протащил его по ковру. Сел напротив меня.

– Итак, расскажите мне про вчерашний вечер. Я хочу знать, о чем они спрашивали, и не менее хочу знать, что вы им сказали.

Я стал рассказывать, а все остальные слушали. Адвокат расспросил меня про реку, про Грейс. Хотел знать, что было сказано между нами. Я повторил то же самое, что сказал копам.

– Это не существенно, – сказал я ему.

– Это уж мне судить, – возразил Паркс, по-прежнему продолжая дожидаться ответа.

Это была мелочь, я знал, но только не для Грейс; так что просто отвернулся к окну.

– От молчания не будет много толку, – заметил адвокат.

Я лишь пожал плечами.

* * *

Потом я поехал в город, чтобы купить что-нибудь приятное Грейс, но передумал, едва только пересек городскую черту. Дэнни не нападал на Грейс – это в конце концов улеглось у меня в голове. А значит, тот, кто это сделал, по-прежнему находился здесь. Может, Зебьюлон Фэйт. А может, и нет. Но поход по магазинам не мог хоть сколько-нибудь приблизить меня к ответу.

Припомнилась женщина, которую я видел в синем каноэ. Она была с Грейс совсем незадолго до нападения. На реке. Может, она что-то видела… Хоть что-то.

Как там ее?

Сара Йейтс.

Я остановился у первого же попавшегося таксофона. Кто-то уже оторвал от телефонной книги обложку, и многие листы были вырваны, но список Йейтсов я все-таки нашел. Не набралось их и на целую страницу. Поискал Сару Йейтс, но такой в справочнике не значилось. Помедленней пробежался по списку имен. Во второй колонке нашлась некая Маргарет Сара Йейтс. Решил обойтись без звонка.

Добравшись до исторической части города, я поставил машину в тени столетних деревьев. Нужный мне дом состоял сплошь из высоких колонн, черных ставней и ползучей глицинии толщиной с мою руку. Дверь покрывала двухсотлетняя броня свинцовых белил, поверх которой висел бронзовый молоток в виде головы лебедя. Когда дверь стала открываться, показалось, что подалась внутрь сама стена. Возникшая, а затем расширившая щель оказалась как минимум двенадцати футов высотой – стоявшая за ней женщина, и без того миниатюрная, казалась по сравнению с ней совсем крошечной. Меня окутал запах сухой апельсиновой кожуры.

– Чем могу помочь?

Возраст основательно согнул спину хозяйки дома, но лицо ее оставалось живым и проницательным. Темные глаза оценивающе нацелились на меня из-под легкого макияжа и седых, уложенных лаком волос. Лет семьдесят пять, предположил я. Сшитый на заказ костюм сидел как влитой, в ушах и на шее сверкали бриллианты. Антикварная шелковая дорожка у нее за спиной убегала куда-то в мир серьезных денег.

– Доброе утро, мэм. Меня зовут Адам Чейз.

– Я знаю, кто вы такой, мистер Чейз. Я просто восхищаюсь усилиями вашего отца, защищающего этот город от алчности и преступной недальновидности остальных! Побольше бы таких людей.

На миг ее искренняя прямота выбила меня из колеи. Немногие женщины способны так вот спокойно стоять и болтать с каким-то мутным типом, некогда осужденным за убийство.

– Простите, что беспокою, но я пытаюсь связаться с женщиной, которую зовут Сара Йейтс. Я подумал, что она может жить здесь.

Теплое выражение разом слетело у нее с лица. Темные глаза затвердели, зубы скрылись за плотно поджатыми губами. Ее рука двинулась к двери.

– Здесь нет никого с таким именем.

– Но вас зовут…

– Меня зовут Маргарет Йейтс. – Хозяйка сделала паузу, и ее глаза сверкнули. – Сара – это моя дочь.

– А вы не знаете…

– Я не общалась с Сарой больше двадцати лет.

Она слегка навалилась на дверь.

– Мэм, прошу вас! Вы не знаете, где можно найти Сару? Это очень важно.

Дверь перестала двигаться. Женщина поджала сухие губы.

– А зачем она вам?

– Напали на одного дорогого мне человека. Не исключено, что Сара видела что-то, что может помочь мне отыскать того, кто это сделал.

Миссис Йейтс призадумалась, после чего неопределенно махнула рукой.

– Последнее, что я слышала, – это что она в округе Дэвидсон. Там, за рекой.

Я мог пустить стрелу из лука с территории фермы «Красная вода» и попасть в округ Дэвидсон на другой стороне реки. Но это довольно большой округ.

– А не представляете, где именно? – не отставал я. – Это действительно для меня очень важно.

– Если б это крыльцо было ярким центром всей вселенной, мистер Чейз, тогда Сару надо было бы искать в самом удаленном отсюда месте. – Я открыл было рот, но она тут же меня оборвала: – Самом удаленном и самом темном.

Миссис Йейтс отступила на шаг.

– Передать ей что-нибудь? – спросил я. – Если допустить, что я ее найду.

Хрупкое тело обвисло, и эмоции, которые коснулись ее лица, были мягкими и быстрыми, как взмах крылышек мотылька. А потом спина закостенела и глаза взлетели вверх, колючие и жесткие. Под пергаментной кожей набухли голубые вены, и ее слова треснули, словно горящая сухая трава:

– Никогда не поздно покаяться! Вот что ей передайте.

Миссис Йейтс стала напирать на меня, и я отступил; она последовала за мной наружу, воздев палец, ее глаза стали сумасшедше-голубыми.

– Передайте ей, чтобы молила Господа нашего Иисуса Христа о прощении!

Я нащупал ногами ступеньки.

– Передайте ей, – вещала она, – что адское пламя неугасимо!

Лицо хозяйки древнего дома буквально переполняли какие-то непонятные эмоции, и она указующе нацелилась перстом в мой правый глаз. Огонь в ее голосе обжег меня еще раз, а потом угас.