– Вот я и решила сначала тебя повидать, совета спросить, а по дороге Евсея встретила, – сообщила Таяна и покраснела.

От ведуньи не ускользнуло смущение девушки, и она поинтересовалась:

– А ему поведала, что теперь всё вспомнила?

– Нет, – вздохнула Таяна. – Кто мне поверит… Про Оленьку рассказала и про Тимофея Ивановича… и то они засомневались. Евсей Прохора Алексеевича в Москву послал всё выведать. А потом обещал и меня доставить в столицу, когда дознание начнётся.

– Да, опасно тебе теперь по дорогам скитаться, – согласилась Пелагея. – Этот поляк коварней змеи подколодной будет. Опасаться его надобно. Ну ничего, справимся, – вздохнула она и, взглянув на Таяну, улыбнулась. – Надо мне тебя приодеть.

Женщина полезла в сундук и достала рубаху и домотканую юбку.

– Вот, как в баньку сходишь, переоденешься, – подала Пелагея наряд, а следом вытащила отрез синего шёлка. – Тут мне за работу подарили, в аккурат тебе на сарафан хватит, – приложила она материю к плечам Таяны. – Ох, прямо как глаза твои васильковые. Всё женихи шеи свернут! – засмеялась Пелагея, и девушка тоже улыбнулась.

– Так это и вправду шёлк? – недоверчиво взглянула Таяна.

– Правда! Я у боярской жены роды принимала. Крепкий парнишка родился. Вот и отблагодарил меня счастливый отец, – пояснила Пелагея и достала расшитую сорочку. – Вот ещё. Мне мала, а тебе впору придётся.

Помывшись и переодевшись, Таяна устроилась за столом и, подперев голову рукой, задумчиво наблюдала, как Пелагея возится у печи. Заметив затуманенный взгляд девушки, знахарка насторожилась.

– Чего-то ты, девонька, печальная у меня?

– Да так, – вернувшись из раздумий, пожала плечами Таяна.

– Да так… – повторила за ней женщина и прищурилась. – Уж не по Евсею опять вздыхаешь?

Таяна виновато потупилась, и Пелагея покачала головой.

– Опять, смотрю, дурь в голову лезет? Ох, девка! Забудь ты его! Придумала себе в детстве сказку и носишься с ней! Не принесёт тебе княжич счастья.

– Понимаю, – печально согласилась девушка и призналась: – Только сделать ничего с собой не могу. Как увидела его снова, просто дыхание перехватило.

– Только не проси его приворожить! Глупости это всё! – насупилась знахарка.

– Знаю… – эхом отозвалась Таяна, не в силах забыть Евсея…

По приезду в пожалованную царём вотчину Левашов только диву давался преображению земель, а княжеские хоромы и вовсе было не узнать. Дом посвежел и, словно радуясь появлению хозяина, заиграл яркими красками. Где надо, мастера заменили венцы, четырёхгранные луковки крыши покрыли новеньким тёсом, а чело43 терема разодели кружевной резьбой.

У витых колонн крыльца толпилась домашняя челядь, с любопытством разглядывая молодого князя и его дружину. Раскрасневшаяся дородная девка в расшитом сарафане и кокошнике вынесла хлеб-соль и, украдкой косясь на бравых воинов, поклонилась в пояс.

– Вот радость-то! Дождались сокола нашего! – спеша встретить хозяина, затарахтел княжеский тиун.

– Смотрю, расстарался ты, Михаил Никитич, – улыбнулся Левашов. – Терем лучше прежнего стал.

– Ты, княже, ещё внутреннего убранства не видал! – хвастался тиун. – Я ж мастака узоры малевать пригласил. Так разукрасил хоромы, любо-дорого! Прямо чертоги царские. Цветы цветут, птицы на ветках поют… Загляденье! – цокнул он языком. – Да что, Евсей Фёдорович, я тебя разговорами потчую? Пойдём, сам всё увидишь!

– Ну, давай, показывай, – согласился Евсей и прошёл в дом.

В самом деле, и мастера, и художники постарались на славу. На стенах, покрытых искусными узорами, распускались удивительные цветы, на раскидистых ветвях расселись разноцветные птахи, колонны, поддерживающие перекрытия, обвивали замысловатые лианы с диковинными бутонами, а на потолке, расправив крылья, парили жар-птицы, свешивая с арок сказочные хвосты.

– Да… и впрямь хоромы царские, – изумившись, согласился Евсей, и Михаил Никитич, раздуваясь от гордости, продолжил водить хозяина по терему.

Похвастав домом, тиун пригласил князя осмотреть амбары, конюшню и строящуюся мельницу. Похвалив управляющего за усердие, Левашов наградил слугу, отсыпав ему из казны гривну серебра44. Вечером для князя и его дружины устроили пир. Поднимая заздравные чаши, воины славили своего воеводу, и Евсей отвечал товарищам благодарностью. Только оглядывая ратников, Левашов невольно искал среди них лицо оборванного Трофимки. Разумеется, «паренька» за стол не пригласили, и сердце Евсея почему-то тоскливо вздыхало.

Ночью, развалившись на приготовленной для него огромной кровати, княжич, долго ворочаясь, не мог найти себе места. Сколько лет его ложе представляло в лучшем случае соломенный тюфяк, а чаще просто подстилку из веток да конскую ортьму. «Да, на таком лежаке одному тоскливо», – подумал он, и неожиданно образ Таяны возник перед глазами. Евсей сердито выдохнул и постарался поскорее уснуть.

Следующие три дня Левашов занимался осмотром своих владений. Надо же знать, чем народ на его землях живёт. Объехав окрестные деревни, Евсей вернулся в Хлепень, но не успел он толком передохнуть, как к нему подлетел присланный отцом гонец.

Развернув свиток, княжич прочитал послание, и по его лицу пробежала мрачная тень. Князь требовал от сына как можно быстрее приехать в отчий дом.

– Что Фёдор Петрович пишет? – взглянув в задумчивые глаза Евсея, поинтересовался тиун.

– Женить меня вновь задумал, – вздохнув, передал письмо княжич.

Пробежав по строчкам, Михаил Никитич присвистнул.

– Надо же! Невесту тебе, княже, сам царь сосватал?!

– Что за невесту? – живо поинтересовался рядом стоящий Богдан.

– Так, боярыню польскую, – охотно пояснил тиун.

– Помню, Евсей Фёдорович, ты как-то просил у батюшки разрешения жениться на панне? А Фёдор Петрович тогда не позволил. А теперь видишь, когда сам царь сватом сделался, смилостивился, – улыбнулся седоусый воин.

Евсей поморщился. «Ну почему сейчас? Когда я и думать об этой Божене забыл? Да и не хотел я особо жениться на ней. Так, для очистки совести тогда спросил», – подумал он и неожиданно вспомнил синие глаза Таяны. «Что ж ты, девка, покоя мне не даёшь?» – вновь вздохнул Левашов и печально усмехнулся.

Несмотря на настоятельные указания отца, Евсей не торопился вновь пускаться в путь. «Всегда можно сослаться на неотложные дела, а разговор с родителем о свадьбе может и подождать», – рассудил сын.