Стук копыт по гальке пляжа вывел колдуна из потока мыслей. Он высунулся из ветвей, наблюдая, как практически напротив него с лошади соскочил один из двух варваров, наклонился, присел, удерживая одной рукой повод своей лошади, взял в ладонь катыш конского навоза, не брезгуя, размял в пальцах.

– Совсем уже близко, навоз свежий, – подняв голову вверх, сказал второму, находившемуся в седле, сдерживающему поводьями разгоряченного скачкой коня, танцующего на месте, в испуге косящего глазом в сторону валунов, фыркая, оттаптывал шаги к воде.

– Да, стой ты! Чего ты пляшешь? Танцор. Стой, тебе го…

Оправдывая свое второе название – волк, пауки разом выдвинулись из своих укрытий, прыжком набросились на всадников и их лошадей. Присевший на колено воин не успел выпрямиться, как был подмят лапами под брюхо «крестовика»; его лошадь, зацепленная поводом за руку жертве, вырваться и убежать не смогла. На спине у лошади оказался второй паук, лапами обхватив хребет животного, вонзил хелицеры ему в шею, без труда прокусывая шкуру и впуская в плоть порцию яда. Рванувшись в последний раз, лошадь жалобно заржала, пала на передние ноги, завалилась на бок. Ее задние ноги дернулись в конвульсии, отпихивая от себя горстями прибрежную гальку. Животное быстро умирало под страшным по своей красоте, созданным природой и дьяволом, монстром. Лупус с радостью созерцал, как второй варвар, сидящий в седле, не растерявшись, несмотря на видимый испуг своего жеребца, успел выхватить меч, отмахивался от нападок сразу двух тарантулов, поднявшихся в боевую стойку на четыре задних конечности, выставив хелицеры на уровень лошадиной головы. Всаднику даже удалось рубануть по лапе одного из нападавших пауков. Темно-желтая жидкость толчками выступила из поврежденной конечности. Оба паука отпрыгнули назад, и когда варвар уже думал, что ему удастся вырваться и ускакать, ему на спину, подкравшись, в прыжке обрушился третий паук, вонзая жвалы в плоть воина, между кольчужной рубашкой и железным шлемом, практически сразу перекусывая позвоночник. Печальная участь хозяина постигла и коня.

Колдун видел, как пауки утаскивают за валуны уже мертвую добычу. Исчадья ада готовились пировать, а вскоре ментальная связь между пауками и им оповестила о насыщении дьявольских созданий. Голод в мозгу колдуна временно отступил.

Волны Сурожского моря спокойно набегали на опустевший пляж, где мгновения назад произошла страшная драма гибели людей. Лупус подался всем телом назад, прячась в зелени кустарника, прислонился к тонким стволам растений, прикрыл глаза. Усталость и апатия навалились на постаревшего в одночасье Лупуса. Казалось, уже не важно, кто победит в дальнейшей схватке, не интересно то, что пауки уничтожили передовой дозор варваров. Он понял, что платит за колдовство слишком дорогую цену, но вернуть назад прошлое было нереально.

Не прошло и часа, как к месту случившихся событий вышел отряд Белаша. Русичи на лошадях быстро двигались, внимательно оглядывая окрестности по ходу движения, все в кольчугах и шлемах, готовые к внезапному нападению. Кавалькада поравнялась с местом, от которого тропа шла вверх к видневшейся хижине.

– Глянь, Белаш, перед нами след. Кажись, бой был, вон меч валяется, вон щит. Не наших ли дозорных побили? – Указал один из ехавших по левую руку от десятника. – Похоже, мертвых во-он за те валуны утащили.

– Проверь, Яр, – остановив отряд, распорядился десятник, бросая косой взгляд поверх скал, откуда могли прилететь стрелы затаившихся врагов. – Всем спешиться. Щиты на руки вздеть, мечи к бою.

Яр, молодой воин из десятка Божедара, направил лошадь к валунам, лежащим неподалеку от поросших кустарником скал. Лошадь неохотно шла к камням, упираясь, всхрапывала, и только понукание всадника заставляли ее медленно приближаться к поросли. Но, не доезжая до места, Яр приподнялся в стременах, пытался издали заглянуть за серые навалы камней, удерживая лошадь на месте. В это время из-за камня на лошадь и всадника прыгнул один из пауков, издали слившийся с похожим камнем. Миг и всадник лежал на земле, терзаемый паучьими клыками.

– А-а-а! – раздался крик погибающего кривича.

– Отряд! Стали стеной! Вторуша, Скор, стрелами по отродью пуляйте.

Тут же двое ратников, наложив стрелы на тетиву, стрельнули, целясь в глаза чудовищу, убившему их товарища. Русичи построились стенкой в две шеренги, ощетинились копьями, прикрывшись мечами, полушагом направились к валунам. Стрелы, пробивая хитон паучьей головогруди, погружались в его тело. В нем уже торчало с десяток стрел, когда паук развернулся к приближающейся стене воинов. Это был уже не тот сильный и быстрый паук-волк, в его движениях чувствовалась вялость и неповоротливость. Русичи, сделав еще с десяток шагов и почти вплотную приблизившись к восьминогому монстру, получили приказ Белаша:

– Бе-ей!

Копья пригвоздили тело паука к ближайшему валуну. Кто-то из воев мечом рубанул ему по глазам и жвалам, из разрубленной раны на руки и лица воинов брызнула вонючая жидкость – паучья кровь.

– Вот видишь, как все просто, – отдышавшись после схватки, вслух объявил Белаш. – Все живы?

– Троих потеряли, – мрачно доложил Божедар, он проскользнул возле поверженного монстра, провел клинком по волосатой лапе, сунул острие в разрубленную пасть с клыками-жвалами. – Однако. И откуда это чудище взялось? Я у нас такого отродясь не видывал, даже не слыхал, что такое может быть.

Расслабившиеся после схватки русы даже не предполагали, что за ними все это время из своего укрытия следил колдун, находившийся в полуобморочном состоянии, испытывая жуткую боль, лишившись одного паука. Спрятав лошадей за огромными валунами, десяток стратиотов византийской легкой кавалерии тоже созерцали бой, так и не решив для себя, кому сочувствовать во время этого боя, варварам или исчадью ада.

– Тревога! К оружию!

Четыре огромных тарантула напали одновременно с разных сторон. Внезапно выскочив из-за камней, убили сразу четверых зазевавшихся воев, не дав им времени даже осмыслить свою смерть. Бросив трупы, дальше ринулись в атаку, споро переставляя лапы через крупный галечник.

Если атака первого паука была встречена стенкой, то нападение остальных заставило воинов биться группами, да и людей стало меньше, существенно меньше.

Размахивая мечами и пытаясь отогнать напавшую мерзость копьями, бойцы сами рисковали нарваться на ядовитые жвалы тварей. Двенадцать человек принимали свой последний смертный бой, срубая нечисти лапы, калеча им бородатые пасти, они сами гибли один за другим. Из своего укрытия Лупус разглядел, как издох сначала один паук, в прыжке ломая своей тушей очередного дикаря, задавил его. Остатки отряда копьями закололи еще одного паука, при этом погибли двое славян.

«О-о, какая боль!»

Участвуя в этой кровопролитной бойне, варвары выдыхались, но все ж третий тарантул издох, издох после того, как на спину ему с вершины камня запрыгнул рус и с размаха всадил в головогрудь свой клинок по самую рукоять. От боли во всем теле Лупус готов был выть. Уцепившись мертвой хваткой за стволы кустов, пожаловаться на третьего паука он бы никак не смог, прежде чем издохнуть, тот погубил четверых славян, своими хелицерами, словно боевой слон, изнахратил тела воинов в кольчужных рубахах. Последний паук, умертвив троих, лишившись двух передних конечностей с правой стороны туловища и заполучив в брюхо стрелу, медленно, уже неповоротливо, оставляя за собой обильную полосу вонючей желтой жидкости, отполз за валун и затаился там. Уполз то ли сдыхать, то ли копить силы для броска. Двое русичей, оглядев поле боя, испытали горечь победы. Участок пляжа, на котором шел бой, был весь забрызган кровью людей и жидкостью издохших тварей.