— Придурок! — взвизгнула Юлька и устроилась вкресле. На меня не смотрела принципиально.

— Скажи ей, — рявкнул Багров.

— Чего? — съязвила она.

— Как все было.

— А как? — Юлька откровенно издевалась. Сашказамахнулся, с намерением влепить ей затрещину, а я поспешила вмешаться:

— Прекрати. Я верю своим глазам, так что можешь нестараться. — Отвернулась и стала смотреть в окно.

— Может, мне на колени встать или поклясться маминымздоровьем? — предложил Багров.

— Попробуй, — пожала я плечами. — Только этовряд ли поможет,

— Машка, — позвала подружка. — Я это… ну, онв самом деле ни при чем. Честно. Не знаю, что на меня нашло. Сама не свояпоследнее время… Я подумала, может, он тебя уговорит, ну, с картиной то есть.

— Не уговорит, — отрезала я, а Юлька заплакала:

— Помоги мне, а? Если не ты, кто мне поможет? Деньгинужны позарез.

— А тебе они тоже нужны? — презрительно спросила яСашку. Он сурово нахмурился, но ответить не решился.

— Отлично. Обворовывать отца я не собираюсь. А вы мне…как бы это выразиться, стали вдруг очень несимпатичны. И из этого дома я,пожалуй, никуда не пойду, это дом отца, и мне здесь нравится. А вы обавыметайтесь и где-нибудь в другом месте резвитесь на здоровье, мне наплевать.

— Машка, — заревела Юлька теперь уже по-настоящему. —Прости, а? У меня, кроме тебя, ни души… Сколько лет дружили, Машка… Не знаю,что на меня нашло.

Юльку сделалось жалко, несколько минут я пялилась в окно, апотом сказала:

— Хватит реветь.

— Ты меня простишь? — встрепенулась подружка.

— Прощу.

Юлька подскочила, и мы с ней обнялись, я с неохотой, а она сбольшим чувством.

— Вот и слава Богу, — заметила подруга судовлетворением. — Идемте чай пить.

И мы пошли пить чай. Юлька много болтала и все косилась наменя, а мы с Багровым молчали, взаимно стараясь не встречаться взглядами.

— Вы помиритесь или нет? — насторожилась подружка.

— А мы не ругались, — ответила я. Чаепитиезатягивалось, и Юлька начала томиться.

— Ты мне поможешь? — не выдержала она где-то черезполчаса.

— Помогу. Завтра с утра объеду всех знакомых и соберуденьги.

Юлька стрельнула взглядом в сторону Сашки и заметноприуныла.

— Но это не решает мою проблему, — сказала онажалобно. — Машка, на что я жить буду?

— По этой причине я должна обокрасть родного отца?

— Почему обокрасть… ну, взять… О Господи… черт, это моякартина! — взвизгнула она. — И я хочу ее получить.

— Серьезно? — хмыкнула я в ответ. — Чего жпроще: иди и возьми.

— Стерва, — не выдержала Юлька. — Правильнотвой Димка говорил: яблоко от яблони…

Я зло улыбнулась, стараясь не смотреть на Сашку, а потомзаявила:

— Вам нужна картина — это ясно. Вы надеетесьразбогатеть, при этом всю грязную работу свалить на меня. Очень вампризнательна.

— Можно подумать, тебя просят ограбить музей.

— Не в этом дело, — усмехнулась я. — С какойстати мне вам доверять? Ты меня за пару дней дважды удивила, а Багров и вовсене внушает доверия. Для сотрудника ФСБ у него чересчур большая страсть кискусству. Предположим, я достану картину, где гарантия, что смогу получитьсвои пятьдесят тысяч?

— Получишь, — закивала Юлька. — Ты что, мнене веришь? С интуристом полный порядок, мы ему Шагала, он нам сто пятьдесяттысяч. Клянусь, я в тот же день уеду к маме и твоему Багрову никакого ущерба ненанесу.

— Не пойдет, — хмыкнула я. — И не сидите спостными лицами, вам меня не уговорить. Я была бы безмозглой дурой, если б вамповерила.

— Чем ты рискуешь? — влез Багров, выглядел он приэтом очень рассудительным. — Ты позаимствуешь у отца картину…

— Ничего заимствовать я не буду, — перебилая. — Проще прийти и сказать:

"Папа, подари мне Шагала. Я повешу его в гостиной”.

— Он решит, что мне… — влезла Юлька.

— Не решит, — хмыкнула я. — Объясню папе, чтопосле вашего разрыва имела счастье узнать, что ты из себя представляешь.

— С ума сошла, — жалобно всхлипнула Юлька, а япрезрительно улыбнулась:

— Картину я могу достать, а вот вам ее не отдам, потомучто вы оба… не вызываете симпатии. К тому же это глупо: раз картина моя, зачеммне ее продавать за пятьдесят тысяч, если можно за сто пятьдесят?

— Сама ты ее продать не сможешь, — разозлиласьЮлька. — Думаешь, это так просто? Интурист ждет именно меня, перемены егонеприятно удивят и, скорее всего, спугнут. А другого покупателя найти сложно.

— Ну и что… зато у меня будет картина…

— А я? — изготовилась реветь Юлька. —Выходит, столько лет дружбы ничегошеньки не значат?

— Это мне говоришь ты? — удивилась я.

— Машка, отец считает, что за Шагала можно получитьтысяч сорок — сорок пять. Если ты скажешь, что продала ее за пятьдесят, он толькорад будет. Тебе самой эта картина без надобности. Слышь, Машка, продадим ее, ивсем хорошо: и отцу, и тебе, и мне, и Сашке.

— Кстати, а за что давать пятьдесят тысячБагрову? — озарило меня. Сашка обиделся:

— Без меня у вас все равно ничего не выйдет: в такихделах присутствие мужчины необходимо, не то вас облапошат. А если у вас другоемнение, так я Павлу Сергеевичу позвоню и расскажу, что вы тут затеяли.

— О Господи, — простонала Юлька. — Что залюди…

— Вот-вот, — обрадовалась я. — Я вам ни нагрош не верю. Хотите получить картину, давайте мою долю.

— Ты ее получишь, — обрадовалась Юлька.

— Нет, ребята, картина против пятидесяти тысяч.По-другому я не согласна.

— Спятила? Где ж я возьму пятьдесят тысяч, если у меняи десяти-то нет?

— Спроси у интуриста.

— Дурак он, что ли, просто так за честное слово отдатьтакие деньги?