И добавил: «Ты, Оля, в моем первом круге, а я, похоже, для тебя где-то во втором, если не в третьем. Мы не совпадаем, потому и не вместе».

Этот разговор состоялся давно. И вот теперь она мысленно спорила с Ильей, доказывала, объясняла. И понимала, что все ее доводы — пустые. Он выслушает, не будет спорить и просто исчезнет из ее жизни.

Ольга тяжело вздохнула. А, ладно! Что-нибудь да придумается в конце концов.

Она уже собиралась выходить, когда раздался телефонный звонок. Шурик Смеляков. Сейчас начнет спрашивать о материале с пресс-конференции. Но Смеляков спросил о другом. Пресс-секретаря областного УВД интересовала девушка по имени Анна, с которой Ольгу видели на фотовыставке Шерсткова.

— А зачем тебе она? — удивилась Аристова.

— Да мне-то незачем. А вот ребята просили узнать, как ее можно найти. Ты ведь слышала, что Маслов нынешней ночью погиб?

— Нет, а что, кто-нибудь пришил его?

Смеляков рассмеялся:

— Жаргончик у тебя, дорогая, как у нашего контингента. Нет, не пришили Маслова, упал с лестницы в своем ресторане. А эта девушка Анна была весь вечер с ним. Исчезла — найти не можем.

— Я только знаю, что она остановилась у своих родственников, а приехала из Москвы, корреспондент радиостанции, вот черт, даже название не спросила, какое радио она представляет! Так что помощник я в этом плохой. Но если она в редакцию заглянет или где встречу ее, скажу, чтобы связалась с тобой. Как же так Кирилл неосторожно?

— Да вот так. Про Минееву тоже не знаешь?

«О, господи, — подумала Ольга, — один вечер посвятишь личной жизни, и вот, пожалуйста, сюрпризы один за другим».

— А что приключилось с Клавдией Андреевной?

— Скончалась госпожа губернаторша нынешней ночью.

— Тоже с лестницы упала?

Шурик рассмеялся:

— Да нет, губернаторша дома скончалась. Темная история. Ходят слухи, что покончила с собой. Что там на самом деле было — скоро узнаем.

— Больше никто не умер, не погиб?

— Погиб некто Большаков, по кличке Квадрат. Сбит машиной у самого телецентра. На первый взгляд обычное дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом. Но позвонил мне Костик Шуранов, ты его знаешь, рассказал кое-что услышанное им вчера в том ресторане, где разбился Маслов. И теперь ДТП у телецентра лично мне не кажется случайным. Костя будет у меня к одиннадцати часам, не хочешь подъехать?

Ольга крепко зажмурилась: да что это за дни сумасшедшие такие, ни минутки свободного времени, а еще девчонок надо собрать, с Ильей поговорить!

— Постараюсь.

Вернувшись к полудню в губернаторский дом, Ращинский нашел Минеева в кабинете. Молча положил перед ним свидетельство о смерти. Аркадий Борисович, не глядя, отложил документ в сторону, приподнявшись из кресла, обнял своего заместителя. Через минуту губернатор был, как всегда, собран и деловит:

— Теперь можно звонить владыке, это я сделаю сам, а ты, Николай, дай команду во все газеты, чтобы в завтрашних номерах был помещен некролог, текст я написал сам, посмотри, и фотографию выбрал — вот эта, по-моему, лучше всего подойдет. На телеканале могут дать сообщение уже сегодня в вечернем выпуске, и по радио тоже. Хоронить будем послезавтра. Еще просьба к тебе — позвони сам в Москву, расскажи о моей беде.

Ращинский сдержал улыбку: Аркадий входит в роль страдающего мужа — это хорошо.

— Я вот тут разбирал бумаги Клавдии, — Минеев раскрыл увесистую папку, — посмотри, сколько у нее разных дипломов и свидетельств было. Она что, действительно была хорошим банковским работником?

Ращинский кивнул:

— Очень хорошим. Наверное, было ошибкой отлучить ее от всех дел. А еще большей ошибкой было твое решение прикрыть наш банк. Надо было делать его губернским, самым мощным в области. Тогда бы не пришлось искать ходы на стороне и кучу денег отдавать прибалтам.

Минеев скривился:

— Опять ты за старое. Кто помнит сейчас твой банк? Никто! А если бы остался он, до сих пор бы чесали языки, откуда взял Минеев деньги на выборы.

— А ты думаешь, сейчас не чешут? Еще как чешут! Кстати, и о том поговаривают, что на сделках с иностранным банком губернатор немало поимел для себя лично.

— А вот это враки. Нет у меня ни доллара за границей.

— Смотри, как бы действительно так не оказалось. Завтра Ромочка прилетит, еще неизвестно, захочет ли он с тобой делиться, когда Клавы не стало.

Минеев резко отодвинул папку, не глядя на Ращинского, сказал:

— Ты, Николай, после бессонной ночи страдаешь излишним многословием. Я это терплю исключительно из благодарности к тебе. Но терпение мое не безгранично — ты это знаешь. В своих делах я разберусь сам. В твои, заметь, не лезу, хотя пара вопросов меня давно интересует. Ты, наверное, забыл, что с Клавой мы не всегда были как кошка с собакой. Кое-что интересное из твоей прошлой банковско-страховой деятельности она успела рассказать. Но ведь я ни разу не спросил тебя, где и сколько ты имеешь. И ни разу — особенно это заметь! — не копался в тех делах, что провернул ты уже будучи моим заместителем. Докладывали, скажу тебе, регулярно. Не скрою, и досье имеется, сколько прилипло к твоим рукам — приблизительно знаю. Так что не прибедняйся и не выступай тут в роли великого праведника. Я тебе обязан, но и ты мне тоже. Будем продолжать разговор?

Ращинский, улыбаясь, развел руками.

Минеев отвернулся:

— Ну и хорошо. Иди. У меня еще много дел.

«Вот ведь черт какой — не достанешь! — думал Ращинский, спускаясь по лестнице. — Досье у него! Ох, напугал, прямо коленки дрожат! Знал бы ты, какое у меня досье! А в принципе прав Аркадий: делить нам, к счастью, нечего. Но ведь каков, а? Ангел безгрешный — не меньше. Неужто и про негативы забыл? Нет, трясется, боится и в папку Клавдии наверняка залез, чтобы посмотреть, не там ли они».

У входной двери он увидел трех замов губернатора. Молодцы, поспешили выразить соболезнование. На вопрос: «Как там Аркадий Борисович?» — ответил лаконично:

— Тяжело ему. Очень тяжело.

* * *

Лева Бессарабов не любил загадок. Сложные вопросы утомляли его. Любое дело он понимал так: наметил — сделал. Что мешало этой простой конструкции, убиралось сразу и без обдумываний. Он злился, когда что-то возникало у него на пути, и особенно, если не знал, как обойти препятствие.

С утра он съездил к матери Кирилла, в своем горе Раиса Григорьевна была безутешна: Киря был единственный сын. Помощь в организации похорон не потребовалась, все уже было заказано — и дорогой гроб, и хорошее место на старом кладбище, и с поминками проблем не ожидалось: во всех ресторанах, принадлежащих Маслову, кроме того, в котором он погиб, будут накрыты поминальные столы. Как дальше быть с масловской империей, будет решено после сороковин. Лева обещал Раисе Григорьевне, что возьмет это дело в свои руки.