– О чем говорю? Они обладают технологией Мешков, мы – нет.

– Не путай категории: это Цивилизация.

– Не понимаю.

– Анжелика тебе не объясняла Законы Прогресса?

– Нет.

– Что ж. Поверь мне на слово. Мы не остались позади.

– «Мы» – это значит кто?

– Я говорю. Цивилизация.

Джудас заметил выражение лица Замойского. Отставил тарелку, вздохнул, вытер губы.

– Видишь ли, «Гнозис» это не просто торговая фирма, у нее нет цели зарабатывать деньги, хоть я и признаю, управляемся мы неплохо. «Гнозис» – существенный элемент Базового Договора; без «Гнозиса» не могла бы существовать Цивилизация. Любой контакт с Деформантами и другими Цивилизациями должен происходить при нашем посредничестве. Любая информация, которая могла быть размещена на публичных Полях Плато Цивилизации HS, должна быть одобрена нами. Любая новая технология, прежде чем будет внедрена в Цивилизацию, должна обладать imprimatur «Гнозиса». Все научные исследования, в особенности Прогресс к UI, дренажи Бездны и гонки инклюзий, происходят под нашим контролем. Мы контролируем торговлю, которая идет вне Портов. Мы цензурируем информацию о других Прогрессах. Если бы не «Гнозис», вы бы не нашли в этом двадцать девятом веке, господин Замойский, ни одного человека.

– Погоди-погоди, что ты, собственно —

– У меня и правда нет времени, чтобы —

Адам не вынес бы очередной протекционистской выволочки. Махнул рукой.

– Неважно, – проворчал он и отвел взгляд. – Впрочем, из всего этого вытекает, что и акция де ля Рошу была результатом ложной интерпретации утечки из будущего.

Стахс выставил указательный палец, сознательно выбирая позу ментора.

– Потому что всегда нужно быть осторожней с интерпретациями. Из самой природы Колодца следует отрывочность информации. Но даже будь она совершенно… Мы ведь знаем, что Колодец есть не только у нас. Я уже не говорю о Деформантах и других Цивилизациях – но множество наших независимых инклюзий запустило где-то в Эн-Портах Колодцы Времени. Они получают из них данные, переваривают их, принимая во внимание в своих решающих играх. Что, в свою очередь, отражается и на нас. Четырнадцать СИ «Гнозиса» не делают ничего другого, а лишь обсчитывают деревья вероятностей этой системы взаимных сопряжений «завтра – сегодня – завтра». Спрашиваешь, причина ли ты войны? Ха!

Замойский допил кофе, откинулся на спинку стула, упер руки в столешницу.

– В одном де ля Рош былу праву: ты все же как-то меня программируешь. Иначе, зачем нужен этот разговор? Ты не должен был ничего такого мне говорить. Я тоже не должен ничего тебе рассказывать: можешь поговорить с моими чистилищными симуляциями, или как оно там зовется. Тогда что? Что такого ты хочешь получить? Информацию? Не думаю.

– Ты все это произносишь вслух.

– Знаю. Для тебя. Вот что я думаю о том, как оно было на самом деле… – Адам водил кончиком пальца по краю стола. – Вот что я думаю… За это время, на протяжении этого года, ты получил очередное сообщение из Колодца, Колодца «Гнозиса», Горизонталистов или другого. Ты получил, верно? Ты сделал из него выводы и вдруг решил добиться моей симпатии. Но поскольку некто вроде тебя не может просто подружиться с кем-то вроде меня… Ты начал с этого завтрака. Возможность, впрочем, сама представилась, – Замойский громко вздохнул настолько же отрешенно, насколько с неудовольствием. – А все остальное – просто вата.

– Да-да, конечно, – рассеянно согласился Джудас. – Ты заметил, что мы называем друг друга по имени? – он вытер руки и отодвинулся от стола. – Если ты так проницательно разобрался во мне, то наверняка настолько же быстро вговоришь в себя отвращение ко мне, да? Наверняка тебе удастся. О, они уже вернулись. Пойдем, пойдем, несчастная жертва моего дружелюбия.

Это страшно: Замойский ощутил в этот миг, что и правда мог бы подружиться с этим мужчиной. Что он хотел этого.

Слова были произнесены – даже если неправдивые.

Они сошли с террасы и двинулись к конюшням. Обошли восточное крыло, пройдя по берегу пруда. (Тут я бросал камни.)

Макферсон шептал в воздух на неизвестном языке: команды, вопросы.

Кони приветствовали его любезным: «добрый день». Замойского они окинули пустыми взглядами. Амазонки чистили щетками их шерсть. Не должны ли этим заниматься слуги? Но, может, они любили их чистить. Он видел мужчину в рабочей одежде, что раскидывал сено вилами. Запах сена был словно букет старого вина: тяжелый, развесистый, увлажняющий воздух, просачивающийся протоками в мозг. Когда же… сколько лет… Ездил ли я? Запах конского пота. У него закружилось в голове.

– Стало быть, это вы тот самый Адам Замойский. Наконец-то. Мы, полагаю, должны… Простите, – она провела своего скакуна в бокс. Тот саркастически жаловался; она успокоила его, похлопав по шее. Вернувшись к Замойскому, она сняла перчатки и распустила волосы. Те опускались ниже плеч. – Анжелика Макферсон.

Он пожал ее ладонь.

– Очень рад.

– Как я слышала, последние полгода я провела с вами, причем в каких-то безумных внепортовых вояжах.

– С вашей стороны на самом-то деле всего пару дней.

– А с вашей?

– Месяц, два. Но на самом-то деле тоже дни.

Он оглянулся на Джудаса. Макферсон послал ему над хребтом скакуна жены веселый взгляд. Разговаривал с ней вполголоса, сразу отвернулся.

Анжелика тем временем изучающе всматривалась в Замойского. Похоже, ожидала более решительной реакции. Подошла к нему достаточно близко, чтобы вызвать отклик одним только молчанием.

Адам же мысленно взвешивал подозрения. Посвятил ли Джудас ее в свой план? А может точно так же «запрограммировал»? А может – может и сами подозрения Замойского являются эффектом многоуровневого программирования?..

– Я полагал, что вы учитесь в Пурмагезе.

– Пурмагезе перестало быть безопасным.

– Да, верно, там немного, хм, продырявили окрестности.

– Вы должны рассказать мне обо мне.

Она взяла его за локоть, потянула. По Замойскому прокатилась вжимающее в землю дежавю. Он беспамятно позволял себя вести. Сглотнул горькую слюну. Тело слушалось его с совершенной уступчивостью, поддавалось очередным рефлексам.

Боковой лестницей они взобрались на третий этаж. Он не спрашивал, куда они, собственно, идут. Спрашивал ее, чем она занимается. Она расписывала политические нюансы ситуации и позиции «Гнозиса» и Макферсонов; как видно, это было здесь дежурной темой для товарищеского трепа.

По дороге Замойский заметил характерный барельеф – тот же герб и тот же девиз, что в главном зале. Теперь его ударила двусмысленность этого призыва. Unguibus et rostro. И правда, вся эта сила держится на когтях, зубах, клыках.

Анжелика заметила его веселость.