обвинением и осуждением одновременно. – Он вчера приходил к вам на день рождения?

Диана потерла ладонью лоб, будто припоминая.

– Ты же та девчонка, которую он летом приводил?

Я кивнула, и на ее лице тут же заиграла улыбка снисходительного превосходства.

– Приходил.

Она с вызовом смотрела на меня, а я на нее.

– А вы не помните, когда он ушел? – прервала наше немое противостояние Настя.

– А в чем, собственно, дело?

– Он пропал, – сказала я.

– В смысле, пропал? – Диана изобразила очередную неприятную улыбку.

– Не пришел домой.

– Со вчера? Ты серьезно? Еще и суток не прошло, а ты его уже потеряла. Ну-ну.

– Но он никогда так не делал и всегда писал, а теперь даже на звонки не отвечает.

Я сама понимала, как это звучит, но все карты были уже раскрыты, оставалось только расплачиваться за излишнюю опрометчивость.

– Зайка моя. – Диана высокомерно вскинула брови. – Взрослые мальчики иногда так делают, и это вовсе не означает, что их нужно разыскивать по всей Москве. Поезжай домой.

– Пожалуйста, если вы что-то знаете, скажите. Не важно что. Я просто буду знать, что с ним все в порядке, и спокойно уеду.

– Если бы я и знала, то не стала бы тебе помогать. Очень надеюсь, что эта придурь, связанная с тобой, у него наконец закончилась.

– Вы что? – ахнула Настя. – Вы просто не знаете, как Костя любит Тоню. Он никогда бы с ней так не поступил.

– Господи! – Диана закатила глаза. Белки у нее были слегка розоватые и воспаленные. – Любит не любит… Какое милое детство! А если я скажу, что он ушел отсюда полчаса назад?

– Это правда? – еле выдавила я.

– Я тебе ничего не говорила. – Хитро подмигнув, она захлопнула перед нами дверь.

Мы вышли на улицу.

– Тонечка, пожалуйста, не расстраивайся. – Настя попыталась меня обнять, но я не далась.

Во мне все кипело.

– Думаешь, я поверю этой стерве?! Плохо только, что мы почти ничего не узнали.

Настя вдруг сделала задумчивое лицо и, сказав: «Сейчас, погоди», побежала обратно в клуб, пробыла там около пяти минут, а вернувшись, сообщила:

– Я все узнала. Этот охранник мне сразу приятным показался. Когда мы пришли, он «Аркейн» смотрел. – Она так улыбнулась, будто это должно было что-то значить. – Так вот, он уверяет, что Костя приехал в три часа дня, пробыл в клубе минут пятнадцать и ушел, сказав, что у него встреча. Так что можешь не переживать.

– Не переживать? Если бы он провел все это время в клубе, я бы хоть знала, что он жив.

– Временно, – Настя рассмеялась. – Потому что иначе ты сама бы его убила.

Я была рада, что взяла ее с собой.

– А еще знаешь, что он показал охраннику перед уходом? – Она выдержала таинственную паузу. – Он показал картину. Ту самую. Черную. Помнишь?

Дело принимало странный оборот. Для чего Амелину понадобилось возить с собой картину? Неужели он решил отдать ее Кацу не рассказав мне об этом? Но, раз он поехал с ней на встречу, получалось, что так. Во что же, черт возьми, он опять ввязался?

Пришлось рассказать Насте о предложении Каца. Она, как я и думала, поверила в исполнение желания с полуслова. Настя и в картины верила так, будто они и в самом деле были заколдованные.

– Обалдеть. – Всю дорогу до метро она слушала меня с открытым ртом. – Так позвони скорее этому Кацу.

– У меня нет его телефона.

– Но у кого-то же он есть. У Артёма, например. Он ведь тоже встречался с ним.

– Артёма самого нет. Они сбежали с Витой, и до него теперь не дозвониться.

– Да ладно? – Настя, потрясенная услышанным, перестала дышать. – Вот это я понимаю – любовь!

– Но он может быть еще и у Тифона, – сказала я сама себе и вытащила мобильник.

Тифон ответил после второго гудка.

– Привет. Не отвлекаю?

– Если честно, я был бы очень рад отвлечься, – сказал тот со смехом.

Я звонила ему вся преисполненная решимости, но, услышав его хриплый приглушенный голос, неожиданно смутилась.

– У тебя есть номер Каца? – после дурацкой паузы пробормотала я.

– А кто это?

– Мужик, который передавал вам картины Гавриловича.

– Нет, конечно. Я такое не храню. Погоди, сейчас Никитоса спрошу.

Я услышала, как они переговариваются и Тифон объясняет, что мне нужно.

– Номер есть, – сказал он уже в трубку. – В сообщении пришлю. А зачем тебе?

– Амелина ищу.

– Помощь нужна? Я в ближайшее время абсолютно свободен.

– Было бы здорово, – выпалила я, но потом вдруг вспомнила, что когда искала Амелина летом, то компании Якушина, которого я опрометчиво позвала с собой, Костик, мягко говоря, не обрадовался. С Тифоном же будет еще хуже. – Но я должна сама.

– Как знаешь. Если что – обращайся.

Кацу я дозвонилась и выяснила, что Амелин действительно объявился вчера и потребовал срочно организовать встречу с «исполнителем желаний». Кац все устроил и больше ничего не знал.

– Я должна поговорить с вашим клиентом, – сказала я. – Дайте мне его телефон.

– Этого я сделать не могу.

– Вы не понимаете! Костя пропал! Вы же не хотите, чтобы я пошла в полицию и обвинила в этом вашего клиента.

– Вы не сможете его обвинить, потому что не знаете его имени.

– Тогда я обвиню вас! – закричала я.

На Каца это подействовало:

– Хорошо. Я постараюсь связаться со своим клиентом как можно скорее и передать ему вашу просьбу.

– Это не просьба, а требование!

– Да-да, я понял, – быстро проговорил он и отключился.

Глава 18

Вита

Гостиница, которую нашел Артём, была маленькая, тихая и очень-очень дорогая.

Столь высокая стоимость объяснялась услугами конфиденциальности. Это означало, что поселиться в ней мог кто угодно – хоть президент, и с него не спросят ни паспорт, ни какой-либо иной документ, удостоверяющий личность. Они гарантировали полное отсутствие видеокамер в отеле, а также слабоумие и амнезию обслуживающего персонала, который ничего не видел, не запоминал и никого не узнавал.

Артём сказал, что это то, что нам нужно. Цена его не смущала.

Он никогда не думал о деньгах так, чтобы считать их. Они у него просто всегда были.

Еще один пункт, который маме в нем не нравился. Она говорила, что Артём ничего не ценит и ничем не дорожит именно потому, что привык получать все не прилагая усилий.

Но я тоже о деньгах не думала. Жили мы с родителями довольно скромно, однако меня все устраивало. Точно так же, как теперь устраивало в Артёме. Ведь, по большому счету, в этом смысле в моей