Льюис управлял мотелем «Карибу-Лодж» в интересах своего отца, а Солстайс Саммер Хобсон работала официанткой в «Красном Быке», когда Ребекка оканчивала среднюю школу. В то время Льюис Мичем считался чертовски хорошей добычей для покладистой Солли, которая выросла вместе со своей разведенной матерью в обшарпанной квартирке в Девилс-Батт. В роду Мичемов были потомственные скотоводы с огромными стадами, которым привалило богатство еще в XIX веке, когда предок Мичема нашел золото на Хорсфлай-Ривер. Отец Льюиса Мичема когда-то владел половиной всех деловых заведений на Мейн-стрит и построил «Карибу-Лодж». Расчетливый и чрезвычайно прижимистый, даже когда речь шла о его собственных детях, он в конце концов передал свои дела Льюису и его младшему брату Микки, а вскоре ушел в мир иной.

– О да, мы оба занимаемся делом. Только посмотри на меня! – Солли опустила руки, демонстрируя свой фартук, и издала хриплый смешок. Ребекка заметила пачку сигарет в кармане фартука. – Льюис оставил дела на ранчо на попечении Микки, но все, так или иначе, идет в семью. Что, твой бургер невкусный?

– Нет, просто я не очень голодна, – Ребекка подцепила листик жареной картошки. Пиво ударило в голову, наложившись на пустой желудок и долгую бессонницу… а также на горе, стресс, чувство вины и собственной неполноценности. Внезапно почувствовав слабую тошноту, Ребекка отодвинула тарелку.

– Расскажи о моем отце, Сол. Бак сказал, что он был здесь утром в день своей смерти.

Солли потянулась за тряпкой и вытерла пятнышко, замеченное на стойке.

– Да. Когда Ной приезжал в город, то всегда останавливался здесь. В тот день он ждал у двери, когда мы откроемся.

– Полагаю, это было необычно?

Тыльной стороной ладони Солли убрала прядь волос, упавшую на лоб, и рассеянно кивнула нескольким посетителям, которые пришли с мороза и потирали руки, стараясь согреться.

– Типа того. – Она помедлила. – Почему бы нам не сесть в той кабинке? Там будет потише. Хэнк, принеси мне кофе, ладно?

Ребекка взяла свое пиво вместе с тарелкой, и они перешли в маленькую кабинку, отгороженную деревянной стенкой. Перед Солли поставили большую кружку кофе, и она отхлебывала оттуда, пока Ребекка задавала вопросы.

– Ты говорила с ним в тот день?

– Да, конечно. Я производила опись в баре. Он сидел за стойкой и смотрел телевизор. Мы немного поболтали.

– Он говорил, зачем приехал в город тем утром?

– Он сказал, что рано утром ездил в Кэш-Крик встретиться с кем-то насчет старого закрытого дела, которое он взялся расследовать. Но не сказал, с кем именно. Или что это было за дело… но ходили слухи, будто он расследует давнее исчезновение Уитни Ганьон и Тревора Бьючемпа, поэтому у меня сложилось впечатление, что он встречался с женщиной. Боюсь, он был уже под мухой. Тот человек, с которым он хотел встретиться, накануне попал в ужасную катастрофу. То ли обледенелая трасса, то ли еще что. Автомобиль упал в реку с берега каньона.

У Ребекки зачастило сердце.

– Она выжила? Что сказал мой отец?

– Судя по всему, скончалась на месте. Дорожная авария без свидетелей. Правда, в очень плохом месте. Ной не знал о ее гибели, пока не приехал туда. Так что он вернулся и пришел сюда, наверное, чтобы успокоить нервы, а потом слишком глубоко залез в бутылку, как с ним обычно бывало.

Кровь горячо пульсировала в жилах Ребекки. Она вспомнила слова Дикси, произнесенные в морге.

«Кроме того, Ной публично заявлял о разочаровании в жизни… В пабе «Лось и Рог». Не менее трех раз за последние несколько месяцев. Это выяснилось в ходе полицейского опроса. По словам бывших начальников и друзей, он утверждал, что считает себя полным неудачником в качестве полицейского и отца».

– Он выглядел угнетенным или подавленным?

– Наоборот. Он казался… нервным и возбужденным. Или это было похмелье, потому что он немного успокоился после пары стаканчиков. – Солли помолчала. – Он был хорошим человеком, Бекка. Просто очень много пил, а это бьет по мозгам, понимаешь? У него всегда была куча безумных теорий и забот, и он казался одержимым старыми делами, которые, пожалуй, с самого начала не стоили выеденного яйца.

Ребекка нахмурилась, вглядываясь в лицо Солли и напряженно размышляя. С кем хотел встретиться отец в Кэш-Крик и какое отношение это имело к его расследованию? И почему он был вынужден уехать так рано для разговора с этим человеком? За этими вопросами скрывалось нечто темное и глубокое.

«Он был в моем домике и забрал кое-какие бумаги из моего досье… Позавчера вечером кто-то следовал за мной в темноте до самого дома».

Была ли гибель этого человека перед визитом ее отца обычной случайностью? Или чем-то более зловещим?

– Значит, ты рассказала Баку об этом свидетеле из Кэш-Крик? – спросила Ребекка.

– Да, конечно. – Солли отпила кофе. – Но, повторяю, твой отец часто нес чепуху о своих проектах. Со временем у него появилась мания преследования, и он беспокоился из-за любой мелочи. А в тот день он уже около полудня был пьян в стельку. Люди в городе поговаривали, что мы должны были предвидеть такой конец. Да, мы ожидали чего-то в этом роде. Мне просто жаль, что я лично ничего не сделала для него. Но погляди на половину мужиков, которые приходят сюда. Я продаю им выпивку. Их жизнь вращается вокруг этого простого удовольствия. Что я могла ему сказать? «Эй, старина, соберись с силами и перестань тратить деньги в этом месте?»

– С кем еще он разговаривал в «Лосе и Роге» в то утро?

– Ну, я не помню всех, кто приходил или уходил. Он обращался к каждому, кто подходил к стойке бара.

– Выходит, все знали, что он хочет раскрыть тайну исчезновения Уитни и Тревора?

– Очень многие. Он конкретно расспрашивал меня об Уитни, потому что она работала здесь по выходным на полставки. В то самое лето, пока не уехала из города.

– То есть он задавал конкретные вопросы?

Солли скорчила недовольную гримасу и задумалась.

– Например, помню ли я, как часто она встречалась с Тревором до отъезда. – Последовала еще одна пауза. – Или видела ли я ее с другим парнем. Его особенно интересовало, видела ли я ее с Эшем.

Ребекка сделала медленный вдох и кивнула.

– Что-нибудь еще?

– Например, выглядела ли Уитни чем-то обеспокоенной или встревоженной. Он как будто хотел составить картину ее жизни в том году. Он спрашивал, говорила ли она о своем намерении уехать в Лос-Анджелес, и не возникало ли у меня подозрения, что в ее жизни происходит что-то плохое.

– Какой-нибудь из твоих ответов вызвал у него особенный интерес?

Солли тихо фыркнула:

– Двадцать лет – это долгий срок, и я сказала ему об этом. В том году мне особенно запомнилось, что Уитни на какое-то время отправилась на одну из экскурсий с лагерем для проблемной молодежи, которые организовывал доктор Миллер.