Смотрю на камеру наблюдения, которая подвешена в дальнем углу комнаты. Он видит меня? Благодаря «Стране чудес» Вош знает меня лучше любого человека на планете. Он должен быть в курсе, что теперь я вооружена.

Мне мат. Слишком поздно выходить из игры.

Я приставляю холодный ствол к виску. У женщины открывается рот. Она делает шаг в мою сторону.

– Марика, – звучит мягкий голос, глаза при этом добрые. – Она жива, потому что жива ты. Не станет тебя, не станет и ее.

И тогда я понимаю. Он сказал, что ненависть – не ответ на вопрос. Для него ненависть – единственная причина, по которой он решил нажать кнопку смерти, после того как я опрокинула шахматную доску. Вот о чем я думала, когда это случилось. Мне и в голову не приходило, что он может блефовать.

А мне следовало принять это в расчет. Он ни за что не отказался бы от возможности влиять на меня. Почему я не смогла этого понять? Я была ослеплена ненавистью, а не он.

У меня кружится голова, комната плывет перед глазами. Блеф в квадрате, подделка внутри уловки. Я играю в игру, но правил игры не знаю, мне даже не известна ее цель. Чашка жива, потому что жива я. Я жива, потому что жива она.

– Отведите меня к ней, – говорю я женщине.

Мне нужно доказательство того, что этот фундаментальный вывод – правда.

– Отсюда нет выхода, – произносит мужчина. – И что дальше?

Хороший вопрос. Но я должна надавить на них, причем сильно, так же сильно, как прижимаю ствол пистолета к своему виску.

– Отведите меня к ней, или, клянусь Богом, я сделаю это.

– Ты не сможешь, – говорит молодая женщина.

Мягкий голос. Добрые глаза. Она протягивает ко мне руку.

Она права. Я не смогу. Это может быть ложью – вдруг Чашка мертва? Но еще остается шанс, что она жива, а если я умру, у них не будет причин щадить ее. Неприемлемый риск.

Это тупик. Западня. Сюда приводят невыполнимые обещания. Это результат устаревшей веры в то, что жизнь семилетней девочки все еще имеет какое-то значение.

«Прости, Чашка. Я должна была покончить с этим еще там, в лесу».

Я опускаю пистолет.

Включается монитор. Пульс, давление, дыхание, температура. Пацанчик, которого я уложила, уже на ногах. Стоит, прислонившись к двери, одной рукой массирует горло, во второй держит пистолет. Я лежу на кровати. Он сердито смотрит на меня.

– Это поможет тебе расслабиться, – мурлычет женщина с добрыми глазами. – Маленький укольчик.

Укол. Стены теряют цвет и растворяются. Проходит тысяча лет. «Колесо времени» растирает меня в пыль. Их лица загромождают все вокруг, их разговоры засоряют мозг. Тонкая пена подо мной исчезает. Я плыву в бескрайнем белом океане.

Из тумана появляется бестелесный голос:

– А теперь давай вернемся к проблеме крыс.

Вош. Я его не вижу. У голоса нет источника. В то же время он исходит отовсюду и словно звучит внутри меня.

– Ты потеряла свой дом. А единственное и очень красивое место, которое ты нашла взамен своей утраты, кишит паразитами. Что ты сделаешь? Каким будет твой выбор? Станешь мирно жить с вредоносными гадами или уничтожишь их, пока они не разрушили твое новое жилище? Ты скажешь себе: «Крысы – отвратительные создания, но они все-таки живые, и у них такие же права, как и у меня». Или ты решишь: «Мы несовместимы – крысы и я. Если я буду здесь жить, крысы должны сдохнуть».

Я слышу, как где-то в тысяче миль от меня пикает монитор, отмеряет удары моего сердца. Море волнуется. Меня качают волны.

– Но дело вовсе не в крысах. – Его голос звучит, как удары грома. – С самого начала вопрос стоял иначе. Необходимость их уничтожения – данность. Способ – вот что тебя волнует. Реальная, фундаментальная проблема – это камни.

Белый занавес раздвигается. Я все еще плыву, но теперь я высоко над Землей, в черном вакууме среди звезд. Лучи Солнца касаются горизонта, и планета подо мной переливается золотистым светом.

Монитор начинает ускоренно пикать. Чей-то голос говорит:

– Вот дерьмо!

Потом Вош произносит:

– Дыши, Марика. Ты в полной безопасности.

«В полной безопасности».

Так вот почему они меня усыпили. Если бы они этого не сделали, мое сердце могло разорваться от шока. Все было неотличимо от реальности – картинка в трех измерениях, – только в космосе я не смогла бы дышать. Или слышать голос Воша там, где вообще нет никаких звуков.

– Такой была Земля шестьдесят шесть миллионов лет назад. Она прекрасна, не правда ли? Чистая, неиспорченная. Просто рай. Такой была атмосфера до того, как вы ее отравили. Такой была вода, прежде чем вы ее загрязнили. До вас здесь жизнь цвела пышным цветом. А потом пришли вы, ненасытные грызуны, и стали рвать ее на части, чтобы удовлетворить свои аппетиты и построить свои вонючие гнезда. Она могла бы оставаться первозданной еще шестьдесят шесть миллионов лет, вы бы не осквернили ее своей прожорливостью млекопитающих, если бы не случайное столкновение с инопланетным гостем размером с Манхэттен.

Астероид со свистом пролетает мимо меня. Щербатый, весь в морщинах. Заслоняет собой звезды и несется к планете. Когда он прорывает атмосферу, его нижняя часть раскаляется. Она становится ярко-желтой, потом белой.

– Вот так изменилась судьба этого мира. Ее предрешил камень.

Теперь я стою на берегу безбрежного мелководного моря. Я наблюдаю за падением астероида. Крошечная точка, маленький камешек, пустячок.

– Когда пыль от удара осядет, три четверти всего живого на Земле погибнет. Мир кончается. И начинается снова. Человечество обязано своим существованием маленькому капризу космоса. Камню. Если подумать, это просто поразительно.

Земля задрожала. Далекий грохот и жуткая тишина.

– В этом и заключается загадка, проблема, от которой ты пыталась уклониться, потому что прямое столкновение способно разрушить весь фундамент. Я прав? Это не поддается объяснению. Все, что было раньше, лишается гармонии, кажется абсурдом, теряет всякий смысл.

Волнение моря усиливается, над водой клубится пар, его разгоняет ветер. Море закипает и испаряется. На меня движется огромная стена из пыли и измельченных камней, она заслоняет собой небо. Воздух заполняет пронзительный визг, похожий на вопли умирающего животного.

– Мне ведь не надо утверждать очевидное? Этот вопрос уже давно не дает тебе покоя.

Я не могу двинуться с места. Я знаю, что все это нереальное, но паника обрушивается на меня, как эта грохочущая стена из пара и пыли. Миллионы лет эволюции приучили меня доверять своим ощущениям, и примитивная часть моего мозга не желает слышать рациональную, которая вопит и визжит, как умирающее животное: «Это – подделка, подделка, подделка».