ведомство захотим поступить, потому что это очень приятно, когда о тебе никто пикнуть не смеет. Полная воля.

Чиновник театральный. Да наше ведомство особое. Ведь вот же не пишут о нашем конюшенном управлении.

Чиновник финансов. Так чего же вам? Чтоб избавиться от печати, переходите в конюшенное ведомство...

Чиновник театральных! (укоризненно смотрит и закури­вает папироску). А потока кажется поправляется... (Уходят.)

МЫСЛИ И ОТРЫВКИ

«Volapiic», всемирный язык,— вовсе не новость для женщин.Они уже давно выдумали «всемирный язык», на котором одинаково свободно могут объясниться: француженка — с русским, итальянка — с немцем и швед­ка—с французом, а именно: женщины умеют говорить глазами.

Примечание. Хотя «язык глаз» очень древний язык, однако в класси­ческих гимназиях он не преподается.

Некий кулак, открыв в деревне кабак, сказал:

Я памятник себе воздвиг нерукотворный, К нему не зарастет народная тропа.

Отрывок из письма женатого господина к другу:

... «Стояло прелестное весеннее утро. Все в природе улыбалось: даже моя теща»...

Луна служит по министерству народного просвещения.

Немецкий принц посетил проездом маленький городок и присутство­вал на спектакле в местном театре, занимая среднюю ложу. Антрепренер, желая угодить принцу, распорядился расположить зрителей так, что лы­сые головы господ, сидевших в партере перед ложей принца, составили из себя его вензель.

4ем дальше в казенный лес... тем меньше дров.

России нечего бояться за недостаток топлива: в случае оскудения дров и каменного угля, можно будет еще долгое время пробиваться канцеляр­скими архивами.

Известно, что в мае маются. Отметим одну подробность, на которую, кажется, еще не было обращено внимания. В мае очень маются учителя женских учебных заведений, у которых сердце есть. Май — время неж­ных чувств, и тот же май — время экзаменов. Суровый долг педагога и грозного экзаменатора с одной стороны, и розовый ротик, синие, карие, допустим даже серо-зеленые глазки — с другой. Педагог, подчиняясь влечению сердца, хотел бы предложить экзаменующейся розу и, обняв за талию, унестись вальсом в небеса или, по крайней мере, на цветущие поля, а он должен сделать строгие глаза и свирепо спрашивать: «А ска­жите нам, г-жа Иванова, что вы знаете о походах Артаксеркса». Тяжелые моменты бывают в жизни педагога женских учебных заведений.

И учащиеся девы маются. И учащиеся юноши маются. Не даром кто-то сказал, что в мае все зеленеет: даже гимназисты и гимназистки. Вообще так и надо заметить насчет гимназиста: если он сделался совсем зелен, зна­чит он созрел в науке и может получить аттестат зрелости. С другими фрук­тами бывает иначе.

Нынешний май дебютирует очень эффектно: выставкой роз в Адмирал­тействе. Выставку роз прекрасно было бы соединить с выставкой хорошень­ких женщин. Когда-нибудь и до этого додумаются, на радость женскому вопросу.

Два А я к с а

ЮМОРЕСКИ ИЗ ЖУРНАЛА «ЗРИТЕЛЬ»

Публикация Б. Д. Челышева

В 1957 г. мною совместно с Б. И.Хлестуновым были обнаружены два неизвестных письма Чехова к Г. П. Кравцову, публикуемые ниже в настоящем томе. В одном из этих писем (от января 1883 г.), упоминая, что он работает в шести-семи московских и петербургских изданиях, Чехов сообщал свои псевдонимы: А. Чехонте, М. Ковров, Человек без селезенки. Второй из этих псевдонимов Чехова ранее известен не был. Как нам удалось установить, псевдонимом М. Ковров подписаны три иллюстрированные юморески, помещенные в журнале «Зритель»: «Скоморох», «Калиостро, великий ча­родей^ Вене» и «Женевьева Брабантская» («Зритель», 1883, № 2, 3 и 10).

Во всех трех заметках говорится о спектаклях театра М. В. Лентовского, которому Чехов в восьмидесятых годах посвятил немало строк в своих московских фельетонах.

Первая из них написана по поводу псевдоисторической пьесы «Смерть Ляпунова» С. А. Гедеонова, поставленной в театре Лентовского «Скоморох». Пьеса эта была напи­сана в 1846 г. и получила в свое время отрицательную оценку Тургенева (см. И. С. Т у р- г е н е в. Собр. соч., т. XI. М., 1956, стр. 55—70). Рецензия Тургенева, вероятно, не была известна Чехову, однако он, как и Тургенев, язвительно высмеял трескучий пат­риотизм и надуманность пьесы.

Вторая заметка написана Чеховым по поводу постановки в «Новом театре» Лентов­ского комической оперы «Калиостро, великий чародей, в Вене». Жизнь знаменитого мистификатора и авантюриста Калиостро послужила материалом для создания ряда произведений, в частности оперетты «Калиостро в Вене». Музыка к этой оперетте была написана Штраусом (в 1875 г.). Либретто оперетты отличалось редким безвку­сием.

Третья заметка посвящена постановке буффонады «Женевьева Брабантская» (пе­ревод с французского), с каламбурами и переодеваниями в купеческом вкусе (автор либретто—Этьенн Трефе). Премьера этого спектакля состоялась 27 января 1883 г.; вероятно, тогда его и видел Чехов.

I

«СКОМОРОХ» —ТЕАТР М. В. Л<ЕНТОВСКОГО> (3-е ЯНВАРЯ)

Начну прямо с начала. В коридорах темно и жутко, как в инквизици­онных подвалах. Лишние лампочки не мешает поставить. Цена умеренная, всем видно, контролем не надоедают, публика аплодирует — значит, хо­рошо. Но чертовски холодно. Зуб на зуб не попадает, нос зябнет самым неприличным образом.

Когда мы вошли в театр, стоящие около вешалок предложили нам раз­деться.

А у вас тепло? — спросили мы.

Тепло-с.

Мы поверили этим лгунам и заплатили по двугривенному. Заплатили даром, потому что через пять минут пришлось опять облечься в шубы. Не­хорошо надувать. Коли холодно, так говорите, что холодно, а не берите двугривенных. Гг. капельдинеры, надевая на нас шубы, поздравили нас с Новым годом. Это после двугривенных-то. Вежливо, но — некрасиво. Народный обычай поздравлять — может не иметь места в народном те­атре.

В буфете все есть, но нечем закусывать после водки: ни килек, ни се­ледки.

Выход ужасен. Нужно отворять две половинки двери, а не одну, а то приходится выходить поодиночке, гуськом, что скучно и неудобно. Тес­ноту нужно избегать по многим причинам.

Мы глядели «Смерть Ляпунова», драму Гедеонова. Пьеса старинная, холодная, трескучая, тягучая, как кисель, но мы почти ничего не имеем против ее постановки на сцену «Скомороха». Пусть малознающая публика хоть за четвертак поучится истории. Это во-первых, а во-вторых, подобные пьесы понятны каждому, не тенденциозны и трактуют далеко не о пустя­ках... А этого, пожалуй, достаточно. При нынешней дороговизне и за это спасибо.

О труппе можно сказать весьма мало по весьма уважительной причи­не: видели ее только раз. Г. Рахимов ничего себе. Картавящий г. Пальм («князь П'енский... Говою тебе... д'юг д'югу»...), Осетров, Протасов го­дятся как для пьес, так и для сцены. Глядя на них, узнаешь тетку-провин- пию. Г-жа Савина много ныла, много руками махала, энергично белками вращала, но ничего не вышло. Что-нибудь из двух: или она плохая акт­риса, или же озябла...

Думаем, что и то и