— Волынец, Боброк, Боголюб! Раздевайтесь, вам ныне купаться…

Трое моряков быстро поскидывали одежду, оставшись совершенно голыми, взяли в руки веревочные концы, встали на носу. Ладья на хорошей скорости вломилась в камыш. Коршунов, словно спохватившись, навалился на руль, пытаясь повернуть судно, но не успел: сперва тяжело затрещали камыши, потом дрогнул весь корпус, пошел вверх. Под килем заскрипело дно, по оба борта вода закипела от вырвавшихся пузырьков гнилостного газа. Трое моряков, как бы потеряв равновесие, вылетели наружу, но споро пробились через оставшуюся полоску в пару саженей на берег, отбежали и принялись крепить веревки к стволам деревьев.

Ладья Любовода тем временем совершала и вовсе непонятные маневры. Войдя на несколько метров в камыши, она сбросила в воду десяток человек — голых, но с копьями. Стоя по грудь в воде, бедолаги начали принимать что-то темное, тянущееся за отплывающей Мамкой.

— Чего они делают? — не понял ведун.

— Бредень выбрасывают.

— Какой бредень? Его же через камыши не протащишь!

— Малюта, Легостай, Тютюня! С вас костер. Остальные давайте — борт очистить, сходни на берег. Раздевайтесь, успеете отогреться. Рать судовая, к вам тоже относится. Кто не рыбачит, днем без обеда останется! Шевелись, а то отлежали бока, скоро к доскам прирастете!

Угроза подействовала — варяги зашевелились, начали раздеваться и, взяв мечи, выбираться за борт. Скандинавы, как известно, даже дома до ветру без клинка не ходят.

Ладья Любовода тем временем прошла вдоль камышей саженей тридцать, снова сунула нос в камыши и высадила еще одну группу голых копейщиков. Двое из них двинулись через заросли к первому отряду, что-то расправляя в воде. Команда с Детки направилась в их сторону по суше и остановилась на краю острова.

Застучали топоры — это оставленные моряки валили засохшую на корню и успевшую подгнить с южной стороны осину в полтора обхвата. Скоро дерево затрещало, повалилось, обламывая ветки соседних кленов. У Олега вдруг возникла мысль, что клены и дубы сами по себе здесь, вдали от лесов, вырасти не могли. Наверняка путешественники высадили, чтобы пару раз в году было где валежника собрать, костерок развести, отдохнуть с дороги.

Тут вдруг на мысу послышался дружный вопль: скандинавы, размахивая мечами, ринулись в атаку на камыши. Вздымая тучи брызг, они врубались в беззащитного врага, успешно наступая все глубже и глубже, пока не застряли в плотных рядах колышущегося недруга на глубине почти по горло. Однако своего они добились — во все стороны от отмели метнулись некие существа, путь которых отмечали трясущиеся камышовые кисточки. Голые копейшики, что стояли в нескольких саженях от остановившихся скандинавов, от резкого рывка вдруг полетели в воду, но быстро поднялись, завопили, принялись взмахивать рогатинами, сражаясь с кем-то невидимым.

Отчаянно бурлила вода, то и дело теряли равновесие моряки. В воздухе мелькали кисточки и корни вырываемого со дна камыша, босые пятки, головы, поблескивали наконечники. Со стороны казалось, что путники схватились насмерть как минимум с Лох-Несским чудовищем. Причем побеждали — гуща схватки неуклонно смещалась к берегу.

— Урсула, если хочешь размяться, другого шанса еще долго не будет, — постучал в стену каюты ведун и, мучимый любопытством, сбежал по сходне, двинулся на вытянутый край острова.

Схватка уже закончилось. Копейщики, взламывая камыши, волокли добычу на отмель. Олег увидел ребристую хребтину и в первый миг подумал: «Крокодил!». Но затем над водой высунулся высокий плавник. «Акула», — мелькнуло в голове у Середина. Но тут, после нового рывка бреднем, по камышам чиркнул вытянутый острый носик, и ведун наконец понял: это была белуга.

— Знатная белорыбица, — довольно кивнул стоящий рядом моряк. — Жалко, большая рыба ушла.

— Большая?..

Пойманная рыбка имела сажени четыре в длину. А если в метрах мерить — то все шесть, если не семь. Весу в ней было не меньше тонны. Может быть, даже и полторы. Монстр, размерами всего втрое уступающий ладье. Всплыви такой рядом с обычной надувной лодчонкой, подмигни спиннингисту глазом на полутораметровой голове — и сомнений в существовании гигантских водяных змеев у того уже не останется. Современные же рыбаки, разгоряченные схваткой и оттого забывшие выйти из реки, горячо обсуждали, как вторая, «настоящая» белорыбица прошла над бреднем, и ее едва кончиком рогатины зацепить успели.

Мамка Любовода тем временем, описав по заводи широкую дугу, пристроилась борт о борт к уткнувшейся в берег ладье. Молодой купец в атласной косоворотке и синих, атласных же штанах сошел на остров, добрался до мыса, глянул на добычу:

— Хорош плакаться, Важин. Мы рыбой не торгуем, а перекусить и этой хватит. Тяните ее на траву, да сами вылазьте, пока орган детородный не застудили. Кто потом моряков новых строгать будет? Костер горит, идите греться. Два бочонка с медом ради прощания с землей выставляю.

— Ур-а-а! — дружно заорали обе команды. — Слава Любоводу!!!

Одевшись, команды по двое, по трое разбрелись по острову — устав сидеть в корабельной тесноте, все стремились получить хоть какое-то ощущение простора. Общий пир свелся к тому, что любой желающий мог подойти к бочонку с выбитым донышком и зачерпнуть хмельного напитка. Рыбу тоже каждый готовил сам: отрезал от лежащей на боку туши сколько хотелось, солил-перчил, сколько считал нужным, обмазывал кусок глиной из ямы под корнями дуба и бросал в жаркий костер — тоже на срок, который сам же выбирал.

Олег пить не стал — не хотелось чего-то. Он отрезал по тонкому, в два пальца, ломтю рыбной плоти себе и Урсуле. Не из скромности, а чтобы быстрее пропеклось. Щедро посыпал солью с перцем, передал невольнице, чтобы обмазала глиной. Сам сел рядом с другом на расстеленный неподалеку от огня ворсистый ковер.

Тот чуть потеснился, протянул глиняную баклажку:

— От, отпробуй. Вино яблочное. Не знаю, как грекам, но мне это куда боле, нежели виноградное, нравится. Кисленькое, жажду хорошо утоляет, коли с водой развести. Лихоманку, сказывали, гонит.

— Спасибо, — принял простенькую флягу ведун, сделал пару глотков. — И вправду неплохо.

— Да, ноне мы быстро по Итилю скатились. Мыслю так, со всей Руси первыми пришли. Прочие токмо ден через десять появятся. Им по ночам плыть не получится. Темные ночи-то.

— Надеюсь, эта гонка хоть какую-то отдачу принесет?

— Должна. Лишние десять дней, лишние версты, что до холодов пройти успеем. Ты как мыслишь — этой осенью возвертаться али после зимовки?

— А мне все равно. Все мое со мной. Где я есть, там у меня и дом родной. Хоть здесь, хоть в чаще лесной.

— От и я мыслю… Торопиться али нет? Зараз товару набрать — продешевить можно. Но обернешься быстрее — на Руси с нового товара прибыток все едино быть должен. А не спешить — дальше уйти можно, разобраться без спешки… Ладно, с этим на месте разберемся. Я вот что вспомнил. Пристал к нам человек в Угличе. На тебя ссылался. Вроде как знакомец твой. — Любовод привстал, закрутил головой: — Коршун, приживалка наш где?