— Вот дерьмо. — Себастьян застывает на месте, поднимаясь из своей непринужденной позы. — Она чертова гадюка, чувак.

Себастьян никогда не был близок с нашей матерью. Она почти бросила нас, когда родила Себастьяна, не прошло и года после Ксандера. У них была бы более сильная связь с нянями, чем с нашими родителями, но моя мать уволила обеих женщин, когда мальчикам было шесть лет. Ей не нужны были свидетели того, какой ущерб нанесло пребывание в заложниках. Ничто не могло угрожать идеальному образу семьи Эверетт, который она создала. Даже ее собственные сыновья.

Поэтому их воспитанием занимались мы с Матиасом. Чудо, что они остались лишь полукровками.

— Именно. Я не ожидал, что встреча затянется. Я планировал быть там до ее прихода.

Я отправил еще одно сообщение матери, но ответа все еще нет. Нервы у меня сдали, когда я оставил их двоих без присмотра, особенно после той ерунды, которую мама пыталась провернуть прошлой ночью.

— Почему ты ей не позвонишь?

— Я уже позвонил, — рычу я и провожу рукой по своим и без того беспорядочным волосам.

Над головой трещат динамики, прежде чем раздается четкий голос пилота. — Приготовиться к посадке.

— Спасибо, черт возьми, — говорю я себе под нос и снова кручу кольцо, поверхность которого становится гладкой под моим грубым прикосновением.

Себастьян поднимает бровь, но не говорит ни слова, когда я встречаюсь с ним взглядом. Мисти все еще чертовски пуглива рядом со мной, и, черт возьми, я не собираюсь оставлять ее на попечение волчицы, которая является моей матерью.

— Ты же знаешь, что это все временно? Разве ты не заключил какую-то идиотскую сделку, что она просто должна терпеть тебя целый год?

Я и не подозревал, что мой младший брат жаждет смерти, но он переходит все границы.

— Она узнает правду, когда будет готова. А пока ей нужно верить, что она сможет сбежать.

— То, что ты планируешь, по сути, держать ее в заложниках, — это хреново.

— Я никогда не говорил, что это не так.

Он хихикает, его голова возвращается в исходное положение. — Знаешь, я с нетерпением жду, когда она надерет тебе задницу. Она держит тебя за яйца, а ты каким-то образом все еще достаточно заблуждаешься, чтобы думать, что принимаешь решения.

Конечно, он ошибается. Я прекрасно знаю, насколько велика ее власть надо мной.

Мое тело подрагивает, когда мы приземляемся, и я уже стою, прежде чем мы останавливаемся.

— Ищи дорогу домой сам, — говорю я Себастьяну, прежде чем выйти под дождь и направиться к своему черному-пречерному Ferrari. Я отправил сообщение Николасу, чтобы он пригнал ее, зная, что мне придется нарушить не один закон, чтобы добраться до нее.

— Эй! Ублюдок, у меня нет машины.

Я сажусь за руль и кричу ему в ответ, прежде чем дверь закрывается. — Не моя проблема.

Позади меня вспыхивают вишневые и синие огни, но я не сбавляю скорость. Как только офицер увидит мой номер, он поймет, что нужно отступить. Я притормаживаю машину перед входом, в нескольких шагах от Маттиаса.

Он ничего не комментирует, только поднимает одну бровь.

— Где она? — спрашиваю я, распахивая дверь и поднимаясь по лестнице.

— Там, где ты ее оставил, — отвечает он, отставая от меня всего на фут или два.

— Ты проверил ее, как я просил? — Я бросаю взгляд на швейцара, когда он задерживается.

— Я сказал, что проверю. С ней все в порядке.

Матиас отстает от меня на два шага, когда я спешу вверх по лестнице.

— Лучше бы так и было.

Счетная панель пищит, когда я провожу по ней картой, и дверь распахивается внутрь.

Проходит несколько секунд, прежде чем я успеваю осознать происходящее.

На вешалке полно платьев, все в приглушенных пастельных тонах, которые, как я знаю, Мисти бы не понравились. Ни одной из женщин не видно. Вместо этого я могу только разобрать их голоса в ванной.

— Намного лучше.

Голос мамы раздражает меня.

— Мне понадобится еще как минимум час, чтобы вернуть цвет. Это только первый шаг, — говорит женщина, которую я не узнаю. Наверное, это стилист.

Мои шаги сокращают расстояние между мной и открытой дверью ванной, когда я понимаю, что именно они имеют в виду. Моя мама и незнакомая женщина стоят рядом в тесном пространстве.

Но мое внимание приковано к Мисти. Она сидит на краю ванны, ее глаза похожи на пустоты, когда она смотрит на стену, приглушенные бледные светлые волосы расчесывают ее плечи.

— Убирайся отсюда на хрен, — рычу я, мой голос вибрирует от гнева, пульсирующего в моих венах.

— Но мы еще не закончили… — Слова стилиста прерываются, когда мое внимание падает на нее.

— Уходи.

Она выбегает из комнаты, не потрудившись взять свои вещи. К счастью для нее, потому что я нахожусь в нескольких секундах от того, чтобы разнести все здесь в клочья.

— Успокойся, Деймон. Мы знаем, что делаем.

Мать кладет руку мне на плечо, но я ловлю ее за запястье.

Напряжение накатывает на меня, и проходит несколько ударов, прежде чем я отпускаю ее. — Убирайся из нашего дома.

Ее глаза расширяются от шока. — Но…

— Убирайся. Убирайся. — Моя голова отклоняется в сторону. — Не заставляй меня повторять это снова.

Единственное, что спасает ее, — это нежные глаза Мисти, обращенные на меня. Они блестят, а на ресницах застыли слезы.

Входная дверь захлопывается, и злоумышленники исчезают за несколько секунд до того, как я опускаюсь на колени перед своей жизнью. Я заправляю прядь волос ей за ухо, и она вздрагивает.

— Я говорила… я говорила тебе, что не принадлежу тебе.

Ее голос трещит, и вместе с ним трепещет мое сердце.

— Я никогда не хотел, чтобы ты была кем-то другим, кроме той, кто ты есть. Уверяю тебя, моя мать заплатит за это.

Я скрежещу зубами, втягивая воздух через нос. Ярость бьется в моей груди, желая вырваться наружу и наброситься на любого, кто причинит такую боль моей девочке.

Она смотрит вниз на линолеумный пол. — Я не знаю, почему я плачу. Я же не знала, что от меня ожидают.

Я провожу большим пальцем по ее щеке, ловя слезу.

— Единственное, чего я жду от тебя, — это сказать ей, чтобы она отвалила.

Ее остекленевшие зеленые глаза переходят на мои, и она задыхается. — Я не могу просто сказать твоей маме, чтобы она отвалила.

Я хихикаю и откидываюсь на пятки. — Ты можешь делать все, что захочешь. Ты моя жена.

Она закатывает глаза, но я сжимаю ее челюсть,