что я не собственник. Я ходил к нотариусу, хотел на себя ее переоформить, а мне говорят: предъявите сначала яхту. Замкнутый круг!

– Вы знаете Гарика? – спросил я.

– Какого Гарика? – переспросила женщина.

– Человека, который арендовал у вас яхту?

Мать с сыном переглянулись.

– Меня не было, когда они тут договаривались, – ответил сын не без сожаления. – Запомнил только, что вся прихожая каким-то сладким одеколоном провоняла.

– К сожалению, – добавила женщина и скривила губы в усмешке, – отец Алеши не посвящал меня в свои дела. Он не хотел, чтобы я узнала, сколько денег он гребет за аренду. Я слышала только, как они тихо разговаривали за стенкой.

– Вы что ж, даже не видели арендатора в лицо?

– В доме два выхода, – вздохнув, ответила женщина. – Алешин папа пользовался своим. Через него к нему ходят друзья, дамы, всякие личности… Но запомнила голос арендатора. Молодой, пронзительный, как у Алешки!

– Ну, наверное, не совсем как у Алешки, – засомневался я. – У тридцатилетнего мужчины голос должен быть немного другим, так ведь?

– У тридцатилетнего? – удивилась женщина. – Вы хотите сказать, что арендатору тридцать лет? Нет. Вы ошибаетесь. Голос был точно как у Лёшки! Я вам точно говорю, что это был юноша. Ну, лет двадцать ему от силы.

Спорить не имело смысла, потому как никто из нас арендатора воочию не видел и, не исключено, что мы вообще говорили о разных людях. Это надо было выяснить сразу.

– А какие-нибудь особенности у голоса были?

– Что значит особенности?

– Акцент, хриплость, заикание…

Женщина подумала и отрицательно покачала головой.

– Нет. Обычный юношеский голос.

– Может, вы запомнили какие-нибудь редкие слова или выражения? – не сдавался я.

– Редкие? – задумалась женщина, снова принялась теребить кончик платка и тут, обрадовавшись, вскинула голову. – Да! Я обратила внимание… Когда они вышли в прихожую, где стоял Алешин велосипед, арендатор сказал: «Какие навороченные бицигли! Дисковые тормоза, двадцать скоростей! Я тоже хочу такой купить!»

– Как? – переспросил я. – Бицигли?

– Да, бицигли, с ударением на первый слог. Я первый раз в жизни слышала, чтобы велосипед так называли.

А я уже это слово слышал. Когда познакомился с Дзюбой в Карпатах. У местных стариков был очень интересный диалект: украинский язык был щедро разбавлен венгерскими, австрийскими и даже английскими словами. И я обратил внимание на то, что велосипед они называют «бицигли». Дзюба сразу догадался, откуда это пошло. Английское слово «bicycle», которое читается как «байсикл», они произносили по транскрипции.

В это время в листве яблонь зашуршал прилетевший откуда-то камешек, стукнул по крыше, скатился по желобку шифера. У женщины перекосилось лицо.

– Иди, твоя горбатая красавица приперлась, – процедила она, исподлобья глядя на сына.

Сын тотчас спрыгнул с крыльца, застегивая на ходу рубашку, и быстро пошел к калитке.

– Если вы яхту поможете найти, – крикнул он мне, – то я, как ее продам, прилично вам забашляю!

– Видите, какие нынче дети пошли? – сказал женщина, провожая взглядом сына. – Сволочь неблагодарная… Мозгов нет, а репу парить уже научился…

Я подумал, что буду считать себя счастливым человеком, если больше никогда, не при каких обстоятельствах не увижу и не услышу эту семью.

Глава шестнадцатая. Накануне воскрешения

Всю дорогу, пока я возвращался на набережную, меня не покидало чувство, что вместо бизнесмена Гарика договор на аренду яхты подписал кто-то другой. Это вполне могло быть. Бизнесмен, у которого каждая минута на счету, мог послать к хозяину яхты своего помощника или вообще постороннего человека из посреднической конторы. Я вряд ли стал бы ломать голову над этим маловажным вопросом, если бы в разговоре с сыном не всплыла одна небольшая несостыковочка. Игнат говорил мне, что они отправились в плавание восемнадцатого утром на четыре дня. А сын утверждал, что яхта была арендована семнадцатого, причем всего на двое суток. Или Игнат что-то напутал, или же Гарик скрыл от Игната, что яхтой осталось пользоваться всего сутки, и через день ее придется возвратить хозяину? Но зачем Гарик обманывал?

Я вернулся на свой элитный пляж, вечно пустой, золотую гальку которого топтал только персонал, заказал у соломинки чашечку кофе, и устроился в тени зонта, чтобы немного собраться с мыслями. Но стройной работе моего мозга мешало радиовещание, включенное на непереносимую для меня громкость. Как нарочно, эфир снова забил своими стихами кандидат Сичень:

Дыбом взлетают тенищи, Как носорога детищи, Черные скотины, Как из болота тина. Топот табуна пыльного Грязного, тупостью сильного Гирею двухпудовой По голове мне бьет…

Я так проникся в поэтический мир кандидата, что очень скоро у меня заболела голова, словно по ней, в самом деле, били двухпудовой гирей. Я поманил к себе соломинку и попросил ее вырубить радио. Прежде готовая немедленно исполнить мое любое желание, любой «сволэу энд смэл», на сей раз соломинка застопорилась, будто не совсем поняла, что я хочу. И тут вдруг мой взгляд упал на рекламный щит, где были перечислены услуги пляжа. Среди прочего отдыхающим предлагалась аренда яхт. Неожиданная мысль обожгла мое сознание.

– А что, у вас есть свои собственные яхты? – спросил я.

– Да! – радостно ответила соломинка, полагая, что сейчас последует очень солидный заказ. – То есть, нет. В общем, наш сотрудник арендует яхты у собственников, а потом переуступает право любому желающему. Никакой бумажной волокиты. А вы хотите покататься на яхте? Класс «люкс» устроит? С девочками? «Олл инклюзив»?

– Да погоди же ты, тарахтелка! – проворчал я, протягивая пустую чашку, чтобы девушку не сдуло усиливающимся ветром. – Ты пригласи сюда этого вашего сотрудника, я сам с ним поговорю.

– Секундочку, – ответила соломинка и сделала книксен. – Я сейчас узнаю.

«Печенкой чувствую, что Гарик заказал яхту здесь», – подумал я.

Соломинка вскоре вернулась, причем, с пустой чашкой, которую я вручил ей минуту назад. Лицо ее