Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В результате и выходит, что все это надо воспринимать как часть профессии – и все. Или валить из нее. Да и потом – мне-то чего, я от слов этих даже не чихну. А Севастьянову вон череп пробили за то, что он подпольное казино раскрыл. Где слова – и где дырка в голове?
Так что пускай шумит. Жалко только, что она на самом интересном месте остановилась.
И плюс будут еще неприятности с Азовым из-за этой канители. Я не слишком-то хороший человек, местами совсем сволочь, да и эту змеюку мне совершенно не жаль, но я сам никогда не стучал, и тех, кто это делает, не люблю. Это где-то на генном уровне.
Тут, понятное дело, не банальный «стук», тут другое, причем изрядно, но элементы и признаки банального доноса все равно здесь присутствуют. И самое главное – надо бы ее сдать со всеми потрохами, поскольку как минимум две девочки с ресепшн в момент разговора превратились в видеокамеры на стройных и длинных ножках, то есть самое позднее через час-полтора Азов все будет знать. А то и еще раньше. А ещё чуть позже задаст мне резонный вопрос:
– А чего это ты мне, милый друг, о столь забавной беседе не поведал?
И мне придется выпутываться, врать, изобретать – и в результате приходить к тому же знаменателю? Причем – ради кого?
Но – не хочу я этого делать. Значит – придется выкручиваться.
Блин, выбешивает меня это. В этом «Радеоне» я все время делаю не то, что хотел бы, просто постоянно. Меня как будто нарочно провоцируют на те поступки, совершать которые не в моих правилах.
Ладно, какие правила игры задали, по тем и плясать будем. Когда ничего изменить в данный момент нельзя – делай то, что можешь. Глядишь, и переменится чего.
Все это я прогонял в голове, когда шел к лифту, а потом в нем ехал. Кстати – долго ехал, он то и дело останавливался, сотрудники корпорации входили в него, выходили из него, вид у них был озабоченный, многие были погружены в чтение бумаг. Чего происходит-то?
Что приятно – все они здоровались со мной. Уж не знаю – из вежливости, или по какой другой причине, но это мне польстило.
Лифт остановился на нужном мне этаже, двери его бесшумно разошлись в стороны, и я подавил разочарованный вздох. Елиза тоже вышла на работу, а я так надеялся, что это будет не так. Я ее побаивался.
– Максим Андрасович занят, – вместо приветствий заявила она мне.
– Честь ему и хвала, – порадовался за него я. – Добрый день, Елиза Валбетовна.
– На вашем месте, Никифоров, я бы не была столь категорична в суждениях, – заметила секретарь. – И что за внешний вид? Вы все-таки к руководству пришли.
– Что есть – то и ношу, – обеспокоился я. Что значит «на вашем месте»? Нет, от этой змеи очковой можно ждать любых подвохов и провокаций, но все-таки?
– На ваше жалование можно купить хороший костюм, и не один, – обличительно произнесла Елиза. – Если же вы излишне скуповаты – хотя бы из бумазеи.
А что такое «бумазея»? Надо будет посмотреть в сети.
– Выходной, – зашел я с другой стороны. – Имею право ходить, как хочу.
– Меня всегда поражало, Никифоров, что вы на редкость ненаблюдательный и безответственный тип, – продолжала препарировать меня Елиза. – Все здание знает, что к нам кое-кто едет, и только вы, да еще, пожалуй, бестолковка Генриетта не в курсе происходящего. Как так можно?
– К нам едет ревизор? – предположил я.
– Тот случай, когда, ткнув пальцем в небо, человек умудряется попасть практически в нужный ответ, – вздохнула Елиза – Ладно, пустой это все разговор. К Максиму Андрасовичу нельзя, я не шучу.
– Да и не надо, – замахал руками я. – Мне бы к Никите…
О, блин. А какое у него отчество? Я его то ли забыл, то ли вообще не знал никогда.
– К Валяеву, короче, – решил не мудрить я. – Он, надеюсь, не занят? Или он тоже у Макса?
– Максима Андрасовича, – отчеканила Елиза, которая, судя по всему, была не в настроении. Елки-палки, мужика бы ей. С вот таким вот ростом, с вот таким вот… Этим самым. Чтобы она помягче стала.
– Ну да, ну да, – согласился я. – Максима Андрасовича. Так он там или у себя?
– У себя, – неохотно ответила секретарь. – Пытается сделать невозможное.
– Хлопнуть одной ладонью? – предположил я. – Или продеть верблюда в игольное ушко?
– Это хоть как-то реально сделать, а вот то, чем занимается он… – Елиза махнула рукой. – Идите уже, Никифоров, пока я добрая.
Это если она сейчас добрая… Какова же Елиза Валбетовна в злом состоянии? Хотя, если вспомнить то, что папа ей на инициацию маску Тонтон-Манхутов подарил, то хорошего в этом точно нет.
– Так кто приезжает? – вкрадчиво спросил я у нее, приблизившись к ее столу. – Ну, мало ли, может и впрямь сбегать, переодеться…
– Никифоров, – Елиза глянула на меня поверх очков. – Те, кто к нам сегодня или завтра пожалуют, с вами разговаривать точно не станут, у них другая миссия. Но это не означает, что по этажам руководства следует шлындать в таком затрапезе. Никифоров, вам должно быть стыдно. Идите прямо, кабинет Валяева там.
Стыдно, блин, у кого видно. Вот до чего вредная тетка! Но – точно ничего не скажет. Ну и хрен с ней, все равно узнаю, что к чему. Наверное.
Забавно – сколько времени я уже в «Радеоне» ошиваюсь, а в кабинете Валяева ни разу так и не был. Все мои встречи с ним проходили или в кабинете Зимина, или в коридоре, или вообще у меня – сначала дома, потом здесь. А вот у него – ни разу.
Я прошел по коридору, как и было сказано – прямо, в результате чего уперся лбом в дверь, довольно похожую на ту, что вела в кабинет Зимина, но другого цвета и другого, если так можно выразиться, фасона. Если у Зимина дверь темно-коричневая, с искусно сделанными узорными вставками, то здесь я узрел идеально отшлифованное дерево кроваво-красного цвета, без каких-либо изысков, ну, если только не считать дверной ручки, которую венчала очень красиво сделанная голова какого-то животного, причем совершенно непонятно какого.
За дверью что-то шуршало, падало и звенело, время от времени до меня доносилась приглушенная ругань.
«Может он там не один, с гражданкой какой?» – предположил я и напряг слух. А что, с этого греховодника станется, он такой.
Но – нет, глухо матерился только Валяев, никаких других голосов слышно не было. Боги мои, что ж он там такое делает?
В кабинете что-то грохнуло, и вслед за этим взвыл Валяев.
Я дернул ручку, плюнув на правила приличия, рванул дверь на себя, шагнул в кабинет и застыл на месте. От удивления.
Зрелище было еще то. Огромный кабинет, куда больше, чем у Зимина, был буквально завален всяким мусором. На полу лежали груды хлама, среди которого были обертки от шоколада, мумифицированные корки апельсина, пустые сигаретные пачки, несколько женских кружевных трусиков и другая всякая всячина.