Входная дверь открывается у меня за плечами. Леонардо вернулся из госпиталя – бледный и напряженный, как восковая статуя, осунувшееся лицо, обессиленное выражение. Отворачиваюсь от окна и иду ему навстречу.

– Как себя чувствует Лукреция? – спрашиваю самым мягким и сдержанным тоном. Это уже ритуал, и его ответ всегда один и тот же все эти дни.

– Как всегда. – Я вижу, как комок беспокойства сжимается между морщинами у него на лбу. – Никаких улучшений.

– А врачи что говорят?

– Как обычно, – он пожимает плечами, – что она может проснуться через час, или через год, или через десять лет, или вообще никогда.

– А ты с ней разговариваешь, правда, когда ты там? Говорят, что в таких случаях звук знакомого голоса может поспособствовать пробуждению.

– Ну конечно, Элена. – Он покачивает головой. – Я разговариваю с ней, держу за руку, но у меня впечатление, что это ни к чему. – Он разозлен, когда говорит это, разочарованный своим бессилием.

– Не думай так. – Я обхватываю его за плечи, ища его взгляд. – Я уверена, что она тебя слышит.

Леонардо хмурит брови и растягивает губы в горькой улыбке.

– Мне очень не хватает твоей уверенности. Сейчас мне хочется только кричать, но я не в состоянии сделать даже это.

Я стараюсь быть позитивной, думать о лучшем, но мне это дается непросто. Я стараюсь ради него.

– Лео, ты должен верить, не сдавайся, дай ей почувствовать, что еще хочешь, чтобы она была здесь.

Он смотрит на меня с невозмутимым видом, словно мои слова проносятся мимо него, не касаясь. Он целиком в плену своего горя.

Затем вдруг поглаживает мое лицо, глядя на меня с нежностью, которая разрывает меня на части. Обнимает меня, не говоря ни слова. В этом объятии чувствую наконец-то всю ту благодарность, усталость, желание сдаться и, хотя бы один раз, положиться на кого-нибудь. Леонардо прислоняется ко мне лбом, и его молчаливые слезы увлажняют мои щеки.

– Спасибо за то, что ты сделала, за смелость, которую нашла в себе. И спасибо за то, что ты здесь, за то, что продолжаешь делать. Я знаю, как сложно быть рядом со мной. Я не могу выразить словами то, что касается меня, но ты же меня знаешь…

– Тс-с-с. Хватит, – шепчу прикрывая ему рот пальцами. – Ты не должен благодарить меня. Я сделала то, что было нужно. Я не смогла бы находиться нигде, кроме как рядом с тобой.

– Ты первый человек, которому я в состоянии доверять полностью, на кого могу положиться.

– Я люблю тебя. И быть во всем рядом с тобой – это единственный известный мне способ продемонстрировать это.

Он касается моего лба поцелуем, полным боли и благодарности. Затем медленно отходит.

– Элена, пойду в постель. Я не могу заснуть, но хочу попробовать хотя бы отдохнуть.

– Ты немного поел, ты не голоден? – спрашиваю с беспокойством.

В эти дни обедом и ужином занимаюсь я, у Леонардо даже пропало желание готовить. И, похоже, желание есть.

– Если хочешь, там есть десерт, – делаю попытку.

– Спасибо, я не голоден, – отвечает он, голос спускается до шепота.

Я позволяю ему уйти, не нахожу в себе сил настаивать. Он вызывает у меня безграничную нежность.

– Но если ты попробуешь заснуть со мной, ты сделаешь меня счастливым, – добавляет.

– Приведу в порядок кухню и приду.

* * *

Я смотрю, как он пропадает за дверью, его широкие мускулистые плечи согнулись под бременем боли.

Этот дом рассказывает о Лукреции каждым своим уголком: ее одежда, диски с классической музыкой, этническая бижутерия и даже ее сигареты. Иногда я будто слышу запах, голос, мягкие шаги, присутствие, которое беспокоит меня, но с которым принуждаю себя смириться. Сейчас я словно проникла на ее территорию: воспоминания, изображения, мгновения, принадлежащие только ей и Леонардо. В зале по-прежнему выставлены свадебные фотографии: они такие молодые: он – без бороды, но с усами и волосы зачесаны назад, она – с романтическим шиньоном, ее темные глаза полны магии и чувственности даже под вуалью.

Мне очень сложно сталкиваться каждый день с прошлым, которое кажется неизгладимым, но в этот момент не имеет значения, что чувствую я.

Быстро убравшись на кухне (я еще не научилась готовить, не пачкая все вокруг, как знаменитые шеф-повара), иду в спальню к Леонардо. Он лежит на кровати с обнаженным торсом, закрытыми глазами, руки скрещены под головой. Он еще не спит, я понимаю это по тому, как он дышит: грудная клетка ритмично поднимается и опускается, его глаза будто движутся под веками.

Стараясь не шуметь, снимаю одежду и кладу на стул. В трусах и майке взбираюсь на кровать и прижимаюсь к нему.

– Наконец-то ты здесь, – шепчет он, ища рукой мое бедро.

Я поворачиваюсь в его сторону и нежно провожу рукой по его волосам.

– Если ты ляжешь на живот, я сделаю тебе массаж.

– Хорошо бы, – вздыхает, – у меня спина разваливается на куски, – жалуется он и быстро поворачивается.

– Я знаю, – провожу пальцем по затылку, – все твое напряжение собралось здесь.

Опускаюсь на колени, присев ему на талию и начинаю массировать от головы, следуя ритму моего дыхания. Веером раскрываю пальцы и поглаживаю кожу головы медленными круговыми движениями, словно желая успокоить течение его мыслей. Чувствую, как Леонардо начинает расслабляться. Затем прикладываю открытые ладони по бокам его головы, скрещиваю большие пальцы и легонько сжимаю, считая до трех, затем отпускаю. И продолжаю так, следуя воображаемой линии – от верхушки головы до корней волос. Леонардо издает легкое ворчание, его мышцы расслабляются. Он забывается, и я радуюсь мысли о том, что могу дать ему то, отчего он чувствует себя лучше, пусть хоть ненадолго.

– Постарайся расслабиться, не думай ни о чем, – шепчу ему на ухо и кончиками пальцев взъерошиваю его волосы. Хочу помочь ему освободиться, забыть на мгновение хаос, царящий снаружи.

Скольжу руками по его сильным плечам и работаю большими пальцами, сжимая и разглаживая его плоть, как глину. Раскрытыми ладонями пробегаю по широкой спине и, используя локти, сначала массирую легонько, затем усиливаю нажим. Спускаюсь и поднимаюсь, перехожу на его руки, мои кисти двигаются в танце и сплетаются на его плечах и предплечьях в огне ощутимой энергии. Я люблю этого мужчину и сделаю все – только бы облегчить хотя бы на грамм его боль.

Леонардо легонько сжимает мои руки.

– Мне это было необходимо, – бормочет в подушку.

Я ласкаю его спину, рисуя большую окружность, затем ложусь на бок рядом. Леонардо поворачивается и смотрит мне в глаза. В этом взгляде нет ничего сексуального, он полон чем-то, что объединяет нас еще больше – что незримо присутствует в нас и заставляет нас ощущать себя атомами одной молекулы.