— Националистическое подполье готовило срыв мобилизационных мероприятий на освобожденной территории Украины. Отравленное вино они намеревались поставлять любыми способами для новобранцев. Они — подпитка Красной Армии, которая несет тяжелейшие потери на фронтах войны. Это удар в спину. Более того, вместе с вином заготавливалась и взрывчатка. Вино — только половина дела, а вот на фоне массовых отравлений еще и диверсии: взрывы военкоматов, призывных пунктов, эшелонов с призывниками — это уже паника, это уже недоверие к советской власти, которая не в состоянии наладить мирную жизнь и обеспечить порядок. Это новый страх в народе. И страх прежде всего в рядах тех, кто завтра или через полгода тоже станет призывником. Пойдет ли он после этого на призывной пункт или спрячется у родственников на хуторе? Далеко идущие планы! Уничтожение списков призывников, архивов военных комиссариатов, запугивание населения, массовое дезертирство. И для этого они использовали даже местные уголовные элементы. Скажите, товарищ подполковник, что у вас есть на некоего Ворона?

Вопрос был обращен к начальнику уголовного розыска, который, услышав упоминание об уголовных элементах, сразу оживился.

— Ворон? Есть такой, — кивнул он и начал задумчиво вертеть в руках карандаш. — Подобраться к нему сложно, он не любит чужаков, а наши оперативники известны уголовному миру в лицо. Но кое-что на него есть. Сейчас таких с легкой подачи лагерного начальства стали называть ворами в законе. Отсидел он не так много, но короновали его в Севлаге перед войной. За какие такие заслуги, неизвестно. Одно время он пропадал, потом после освобождения области появился снова. Ничего за ним мы пока не можем углядеть. Ну, спекуляция, перекупка, вроде бы даже не связывается с кражами, а так все… полулегально. Догадываемся, что не может такого быть, но пока не подступиться. Да и мира-то у нас тут всего пока только два-три месяца. Многого еще не успели. У самих с кадрами очень плохо.

— Ворон работает на националистическое подполье, — объяснил Бессонов. — Думаем, что не за убеждения, а за деньги. А его фраера и не знают, в каких они делах запачкались. Таким образом, уголовная среда остается за милицией, мы вам всю необходимую информацию, которой сами располагаем, предоставим сегодня же. Теперь общие планы…

Этот дом на окраине Ровно был, без всяких сомнений, надежным убежищем. Еще с прошлого года в нем числилась хозяйкой вернувшаяся из эвакуации вдова фронтовика-коммуниста. Но теперь сотрудники НКВД знали, что документы поддельные, а сама «вдова» — опытная перекупщица краденого, отсидевшая срок еще перед войной.

Кучерена вошел в большую комнату на первом этаже и вздохнул:

— Ну, вот и позади трудный путь. А как у вас пахнет хлебом!

— Сейчас я распоряжусь насчет обеда, — засуетился Плужник, — и за обедом мы поговорим…

— Нет, дайте мне хотя бы пару часов, — покачал Кучерена головой. — Я привык обедать в узком кругу, и тем более мне не хочется совмещать трапезу с деловыми разговорами. И вот еще что, Николай Генрихович. Вот это нужно зашифровать и отправить по радио сегодня же.

— Да, слушаюсь, — Плужник принял сложенный листок бумаги, который Кучерена вытащил из внутреннего кармана куртки, указал рукой на лестницу, ведущую на второй этаж: — Там вам приготовлена комната, там вы сможете умыться с дороги.

— Спасибо, — гость похлопал по плечу Коваленко и двинулся к лестнице, сверху показалась женщина со строгим сухим лицом.

— Алевтина Николаевна! Вы здесь, — удивился Коваленко, хмыкнул и виновато вышел вперед. — Прошу прощения. Представлю вам нашего сотрудника из отдела пропаганды — Алевтину Николаевну Стоцкую.

— Не нужно представлений, — ответила Стоцкая и выхватила из-под наброшенной на плечи кофты пистолет. — Руки, господин Кучерена!

— Вы с ума сошли! — прохрипел обескураженный Коваленко.

Он никак не мог решить, хвататься ли за свой пистолет, встать ли между Стоцкой и представителем главного штаба. Наконец с криком «Прекратить!» Коваленко кинулся к женщине, но тут же получил такой сильный удар рукояткой пистолета в лицо, что мгновенно отлетел на пол и скорчился на ковре, заливая его кровью.

— Кто вы такая? — усмехнулся Кучерена. — Вы намерены меня убить? Вы больны?

— Какая у тебя наглая улыбка, — прошептала женщина, и глаза ее сузились, в них мелькнул такой ледяной холод, что Кучерена, стоявший под дулом пистолета, поежился, как от могильного холода. — Я бы хотела тебя убить.

Дуло пистолета опустилось сначала на грудь Кучерены, потом на живот. И когда он уже запаниковал, решив, что эта ненормальная хочет стрелять ему в область паха, грохнул один выстрел, потом второй, третий, четвертый. Пули выбивали щепу из досок деревянного пола прямо возле ног высокопоставленного гостя. Кучерена отпрыгнул к стене, но пули продолжали бить возле его ног, он подпрыгивал, нелепо вздергивая ноги и панически боясь, что последняя пуля из обоймы вопьется ему между глаз.

Дверь распахнулась, в дом ворвались люди в военной форме с оружием в руках. Женщина перестала стрелять, ее лицо исказила страшная гримаса, она без сил опустилась на пол там, где стояла.

Кучерена с побелевшим лицом дал надеть на себя наручники, продолжая таращиться на странную женщину, которая только что стреляла в него.

Бессонов кинулся к Стоцкой, сел рядом и обнял ее за плечи. Потом провел рукой по бледной щеке женщины, поднял ее подбородок и взглянул в глаза:

— Ну как ты, Наташа? Все в порядке?

— Что? — майор Воротников опешил, глядя на Бессонова и Стоцкую. — Наташа? Что это значит, Владимир Сергеевич?

— Разрешите вам представить командира нашей оперативной группы, — Бессонов помог подняться женщине на ноги. — Майор госбезопасности Наталья Андреевна Мороз.

— Проводите майора в мою машину и — срочно в управление, — распорядился Воротников.

— Она столько сил потеряла, — тихо сказал стоявший рядом Васильев. — Именно Остап Кучерена в 41-м замучил ее сына-пограничника. Железная женщина. Между прочим, у нее ордена за Испанию и за Финскую.

— Ну, теперь понятно, — кивнул Воротников. — Но мне-то вы могли, хотя… понимаю.

Когда оперативники уголовного розыска вместе с бойцами роты НКВД нагрянули на квартиру, где в это время находился Ворон с ближайшим окружением, там шла обычная пьянка. Без музыки, без девочек. Только самогон, квашеная капуста с огурчиками и сало. Пили молча, каждый за свое.

Ворон, сидевший во главе стола, хмуро рассматривал своих помощников, когда дверь вместе с разбитым косяком влетела внутрь. В комнату ворвались люди в синей милицейской форме, бойцы НКВД и оперативники в гражданском. Уголовников выдергивали прямо из-за стола, порой со стаканом в руке и капустой во рту. Кто-то испуганно молчал, кто-то страшно ругался и поносил последними словами легавых, обещая всех поставить на перо.

Ворона поймали у самого окна, в которое он пытался выпрыгнуть, но вовремя понял, что на улице легавых никак не меньше, чем в доме. Стало ясно, что это не случайность, что влип он со своими делами по самую маковку.