— В марте выйдет, я надеюсь, ты…

— Я тебя поздравляю, если ты за этим звонишь.

— А что мама? Мелисса сказала, операция прошла хорошо…

— Её оперировали неделю назад.

— Я знаю.

— Я рад, что хотя бы Мелисса тебе сообщает.

— Прости, но я же говорю, я должен был…

— Мама сейчас дома, она чувствует себя хорошо.

— Пап, я говорил с министром…

— Ты ему звонил?

— Нет, он позвонил мне.

— Так когда ты собираешься вернуться в Лондон? Я думаю, тебе надо заехать сюда перед Брюсселем…

— Пап, нет… Я пока не вернусь. Пап?

— В каком смысле, Иоанн?

— Я пока… я пока останусь здесь.

— Вы закончили съёмки?

— Да, и…

— И ты закончил свою «вторую книгу»?

— Практически, есть там пара моментов…

— Но она выходит в марте, и тебе нужно будет проводить презентации и ехать в Нью-Йорк?

— Не совсем… То есть, да, в Нью-Йорк, а Лондон запланирован на август.

— Август?

— Там будут премьеры по миру… В общем, я буду, наверное, к лету и…

— К лету?

— Да…

— О чём ты говорил с министром, Иоанн?

— Я сказал ему… Пап, я не вернусь.

— Не вернёшься?

— Да. Я ему это сказал.

— То есть министр Европейского союза лично предложил тебе должность, а ты сказал «нет»?

— Пап, я не…

— Ты помолчи. Дай мне закончить!

— Отец, я не…

— Форин-офис, я так понимаю, ждала та же судьба? Тебе предложили кресло зама, насколько я знаю, да? А ты их послал к чёрту, сынок?

— Я их поблагодарил, и они…

— А они, конечно же, расплакались и попросили у тебя прощения за то, что предложили должность, о которой другие мечтать не смеют?! Или что, сказали, мол, мы всё понимаем, исписать ещё двести страниц макулатуры — это важнее?

— Важнее, чем что?

— Чем всё!

— Отец, я не буду с тобой разговаривать в таком тоне…

— В тоне?! Иоанн, ты забыл одну вещь.

— И что я забыл?

— Ты всё забыл! Всё!!

— Пап, не злись, мы ведь говорили об этом с тобой, я сейчас хочу заняться чем-то другим, мне так…

— «Осточертела политика»? Ты ведь это хочешь сказать, да? Ты устал от всего, ты хочешь отдохнуть… Тебе дали полтора года отпуска, тебя отпустили на твои презентации и разрешили делать фильм, к тебе отнеслись более уважительно, чем стоило бы! Действительно, за бестселлер платят больше, и сидеть на съёмочной площадке интереснее, чем на переговорах, но, Иоанн, дело ведь не в фильмах и не в книгах, ты что, думаешь, я не понимаю?

— Это я сейчас не понимаю.

— Дело в твоей актрисе?

— Она очень хорошая, отец.

— И мне бы стоило с ней познакомиться?

— Я бы хотел, чтобы вы с мамой к нам прилетели…

— Но мы не прилетим, Иоанн.

— Пап, пожалуйста. Она мне очень, очень нравится, я без ума от неё, и я думаю…

— Я рад за тебя, сын. Но мы не прилетим.

— Да почему?! Почему ты такой упрямый, почему ты не можешь просто…

— Потому что работа, сынок, — это не развлечение! Ты думаешь, мне нравится заниматься всем этим дерьмом, всем этим политическим дерьмом, как думаешь? Да я блюю от всего этого, я каждый день жму руки людям, которым следовало бы набить морду! Потому что работа — это не развлечение и не призвание, Иоанн, как твои книжки и твоё «творчество»…

— …

— Работа — это ответственность. Я говорил тебе про ответственность, но ты меня не слушал, ты витал в облаках, как обычно!

— Я не отказываюсь! Пап, я готов, я же работал в Джакарте, и…

— Что «и»? Ты мне хочешь сказать, что тебе один раз повезло, и весь мир офигел? Миллиард человек в мире живёт за чертой бедности, меньше чем на два доллара в день, Иоанн, два доллара в день, ты понимаешь?

— Да, отец, я знаю это…

— Семьсот миллионов не умеют читать и писать, пятнадцать тысяч детей каждый день умирают от голода, каждый десятый младенец рискует не дожить до четырёх лет. Пять с половиной миллиардов страдают от нехватки питьевой воды! Двести миллионов беженцев, пять объявленных войн и двадцать три необъявленных. В семи странах мира, где живёт пятьсот семьдесят миллионов человек, рубят головы за отречение от Мухаммеда, а сорок два процента мусульман Земли поддерживают радикальный ислам и шариат!

— Пап, я…

— В этом мире мы живём, Иоанн, и мне жаль тебя огорчать. Ты и правда проявил себя с лучшей стороны, ну и что? Ну и что дальше? Работать нужно каждый день, каждый божий день брать на себя ответственность! Ты думаешь, это игра? Чёртов роман?..

— Отец, я знаю это всё, прости…

— Ты очень меня разочаровал, сын.

— Прости, если так, я помню, что ты говорил, просто…

— Ты плохо помнишь.

— Пап, я…

— Пока.

— Отец!..

Он отключился.

Иоанн проплыл десять метров брассом, перевернулся, оттолкнулся ногами от бортика бассейна и нырнул с головой. Прохлада воды контрастировала с жаркими квадратами солнечного света, льющегося из больших прямоугольных окон. Иоанн доплыл под водой до середины бассейна, осмотрел пузырящиеся щели по бокам и отбелённую плитку дна, вынырнул и встряхнул головой, как довольный пёс.

Пахло ароматическими маслами и хлоркой. Волны плескали по бортикам. На одном из шезлонгов валялись халат и полотенце.

Он услышал шлёпающую походку и опять нырнул, дотронулся ладонями до дна, попытался остаться в таком положении подольше, но не смог и всплыл на поверхность. Около шезлонгов стояла она, босая, но в джинсах и рубашке.

— Звонил Вултон, — сказала она, — он жалуется на тебя.

— Доброе утро, дорогая. — Иоанн смаргивал капли.

— У тебя тут душно. — Девушка встряхнула распущенными рыжими волосами и расстегнула пару пуговиц рубашки.

— Присоединяйся! — он плеснул в неё водой.

— Хватит баловаться! — приказала она. — Вултон говорит, ты до сих пор не одобрил обложку британского издания!

Он промолчал. Она подошла к одному из шезлонгов, взяла валяющийся там мяч для водного поло и швырнула в него. Иоанн попытался увернуться, но погрузился и хлебнул воды. С фырканьем он подплыл к бортику.