Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катя Лиховцева, обедавшая с покойником в день убийства, не рассказала вчера практически ничего, и вот это Никонов намерен был исправить. Девушку он вызвал к себе на завтра одиннадцать утра, а сам хотел до этой встречи побеседовать с тем самым тихим и увлечённым работой Славой, который успел так метко охарактеризовать доктора.
Расчёты оправдались: Лиховцева уехала по делам, а возможный свидетель сидел за столом, кажется, даже в той же самой позе, и стучал по клавиатуре.
— Добрый день, — громко сказал инспектор.
— Угу, — ответил молодой человек.
— Слава, хотелось бы с вами поговорить!
— Угу, у вас заказ? Тогда вам не ко мне, а к секретарю, в коридор, вторая дверь направо.
Поскольку всё это он говорил, не отрываясь от печатания и не глядя на собеседника, ясно стало, что придётся идти на непопулярные меры. Никонов грохнул по столу кулаком и гаркнул:
— А ну, встал! Гляди на меня!
Допечатав фразу, алибист поднял взгляд и мягко промолвил:
— Ах, это вы? Что ж вы сразу не сказали! Присаживайтесь, я только…
— Нет! Слава, я задам вам три вопроса и уйду, а вы сможете продолжить ваш отчёт или что вы там делаете.
— Три? — подозрительно спросил тот.
— Ну, не больше пяти!
— Ладно… Простите, я вообще-то роман пишу. Завтра последний день, когда на конкурс принимают, а у меня только до развязки дошло…
— Детектив, что ли? — спросил Никонов подозрительно.
Истории про сыщиков он отчего-то очень не любил.
— Нет, — молодой человек потупился и заалел ушами.
Не поленившись, Никонов обошёл его и заглянул в экран компьютера. Прочёл несколько строк и тоже слегка порозовел.
— Конкурс? — спросил он.
— Ага. Любовно-эротический женский роман.
— Ну-ну, удачи. Так вот, Слава, первый вопрос…
Через полчаса, сидя за чашкой кофе в комнате, где собрались его подчинённые, старший инспектор рассказывал:
— Итак, по наблюдениям Славы, а точнее, Владислава Иванцова, девушка Катя с покойным доктором состояла в любовных отношениях…
— Ну, это нетрудно было предположить! — заметил развалившийся на стуле Пётр Шкуматов. — Девчонка-то хорошенькая, а этот самый Марков, как я понял, большой ценитель.
— Но, помимо этого, — продолжил Никонов, — наш свидетель считает, что в последнее время отношения их прочно перешли на другой уровень, а именно — ты мне, я тебе. Лиховцева устраивала для доктора то, что умела лучше всего — алиби. В глазах жены, для коллег и начальства по работе в больнице…
— И часто она это делала? — спросил Фарид Аббасов.
— Редко. Слава засёк это трижды, но признаёт, что пару случаев мог и пропустить.
— Трижды за… сколько, за три месяца? Можно вообще не принимать в расчёт, мы и так уже знаем, что Марков женщин любил, а вот верность жене не хранил вообще. А вот что девушка от него получала? — спросил Саша Сазонов.
— Деньги. Как известно, с тех пор, как финикийцы придумали этот всеобщий эквивалент, все разумные любят деньги.
— Не интересно, — подвёл итог Шкуматов. — Она придёт сегодня протокол подписывать?
— Да, я её на одиннадцать вызвал. А Маковскую на двенадцать.
— Давай, я попробую с Лиховцевой поговорить?
— Лучше пусть Сашка. Он очень трогательный, когда смотрит этаким щенячьим взглядом, девушки от трёх до трёхсот лет тают.
— Пусть Сашка, — пожал плечами Пётр. — Фарид, расскажи пока, что поведала вдова?
— Вдова… — Аббасов словно попробовал это слово на вкус и скривился. — Госпожа Маркова разговаривала вяло и неохотно. О делах мужа ничего не знала, числилась его помощницей, но там не работала. Оставалась дома, чтобы заниматься ребенком.
— Погоди, каким ребенком? Мальчик Коля восьми лет от роду учится в закрытом лицее с проживанием, и дома с матерью бывает только на каникулах, — Шкуматов ткнул пальцем в досье.
— Ну, значит, она занималась своими делами! Я излагаю то, что говорила вдова, а не то, что я об этом думаю! — рассердился Фарид.
— Извини, — Пётр примирительно поднял ладони. — Давай дальше.
— А всё!
— Всё? Ты там проторчал часа два, не меньше!
— Сперва она плакала и сморкалась. Потом рассказывала вот всё то, что я перечислил, только в пять раз дольше: мекала, экала, повторялась, снова плакала. А потом вдруг сообщила, что ей нужно идти к больному ребёнку, и выпроводила меня в момент!
— Она никуда не выходила после допроса?
— Нет, — покачал головой Аббасов. — Я поставил наблюдателя, вчера до ночи Алла Маркова оставалась дома.
В эту минуту затрезвонил коммуниктор, и старший инспектор увидел на экране осунувшееся лицо своего начальника, секунд-майора Бахтина.
— Глеб, зайди ко мне, — сказал тот.
Идти было недалеко — несколько шагов по коридору. Секунд-майор и в самом деле выглядел вымотанным до последней степени, что с ним бывало редко. Прямо скажем, очень редко! Глеб Никонов стал прикидывать, когда же он в последний раз видел начальника в таком виде, и решил, что года два назад. Из-за этих размышлений он пропустил первые слова Бахтина и услышал только:
— …к пёсьей матери!
Пришлось повиниться.
— Простите, Сергей Иванович, задумался и не услышал!
— А ты должен быть внимателен и почтителен, когда с тобой начальство говорить изволит! В центральном управлении я сегодня был, понятно тебе?
Глеб кивнул: и в самом деле, всё было понятно, в частности, усталый вид секунд-майора. Бахтин получил свою порцию розог, теперь должен раздать своим подчинённым.
— И чего они от нас хотят?
— Они хотят результатов в расследовании смерти Маркова, и я, в общем-то, могу их понять.
— Да, господин секунд-майор!
— К тебе сегодня заедет коллега из Истры, он расследует смерть Гогнадзе. По вновь открвшимся обстоятельствам решено считать, что это было всё-таки убийство, и что оно, возможно, имеет прямую связь с убийством врача. Ты как, в курсе?
— Более или менее, — поморщился Глеб. — Вы ж, наверное, знаете, что в ту историю по самые ушки влезли наши друзья из Бюро расставаний? — секунд-майор кивнул. — Ну вот, я вчера был у них, и похоже, что смерть доктора Маркова может быть напрямую завязана с делом, которое они расследуют…
— Вот и хорошо. Они ребята сообразительные, может, что-то и принесут в клювике. А теперь иди. Дело Гогнадзе тебе привезёт инспектор Коваль из истринского