начнется война… – она заставила себя собраться:

– С Иосифом все будет хорошо. Сначала надо отыскать Авраама и Шмуэля… – голос премьер-министра затих, Кирай потушил окурок:

– Надо вернуться к курсу моего правительства, омолодить партию. Прекратите кровопролитие, расходитесь по домам. Вчера в парке он болтал то же самое. Бопкес, если выражаться по-вашему… – Эстер подняла бровь, Кирай соскочил с прилавка:

– На Восточном Фронте у меня служил батальон Трудовой Гвардии… – Эстер кивнула:

– Я знаю, что такое гвардия… – до сорок четвертого года правительство Хорти, отказываясь депортировать евреев, посылало их в трудовые соединения:

– Я от них нахватался словечек, – сочно сказал генерал, – идиш, очень выразительный язык… – Эстер взяла полевую сумку:

– И что с ними стало, с этими евреями… – Кирай, предупредительно, распахнул остов высаженной с мясом двери кафе:

– Они бежали, майор Шилаг. Невозможно за всем уследить… – он подмигнул Эстер, – я распорядился выдать им зимнее обмундирование, сухой паек, и снабдить картами. Потом они взяли и бежали. Может быть, к вам в отряд, – добавил генерал, – очень невежливо с их стороны… – Эстер, не сдержавшись, фыркнула. Кирай насторожился:

– Стойте. Кричат что-то, из подвала… – они взобрались на баррикаду:

– Позовите Шилаг, – парнишка, лет восемнадцати, приложил ладони ко рту, – мы нашли раненого! Повторяю, труп и раненый…

Эстер больше ничего не слышала. Скатившись с баррикады, она понеслась по вывороченной брусчатке навстречу высокому юноше. Светлые волосы слиплись, потемнев от крови. Он шел, покачиваясь, между двумя повстанцами:

– Шмуэль, – она не успела вытереть слезы с лица, – Шмуэль, сыночек, ты жив!

Зашипела перекись водорода, Шмуэль поморщился. Эстер поцеловала чистые, влажные волосы на затылке:

– Потерпи, милый. У тебя ссадина и легкая контузия, не говоря о ране, но рана не опасна… – пуля чиркнула Шмуэля по груди, оставив кровавый след:

– От неожиданности ты потерял сознание, упал и ударился головой… – Эстер размотала бинт, – хорошо, что ребята тебя нашли… – юноша поморгал, щурясь от света:

– Мама, но я виноват. Я должен был спасти Беату… – Эстер вздохнула:

– Милый мой, она не поняла, что случилось. Ее застрелили в упор, с близкого расстояния… – никакого оборудования, кроме скальпеля, у Эстер не было, однако доктор Горовиц настояла на аутопсии:

– Я просто достала пулю из ее головы, – поправила себя Эстер, – в нее тоже стреляли из браунинга… – у нее внутри поселилось чувство тоски. Шмуэль рассказал, что перед выстрелом слышал мужской голос, говорящий на немецком языке:

– Вроде бы стучали каблуки… – он нахмурился, – нет, больше ничего не помню. Я даже не знаю, сколько их было в подвале… – в развалинах не осталось никаких следов. Когда доктор Горовиц поинтересовалась, куда мог деться стрелявший, или стрелявшие, один из бойцов широко повел рукой:

– Куда угодно, майор. Отсюда не добраться только до Буды, тоннелей под Дунаем не проложили. Он или они могли отправиться к тоннелям метрополитена… – Эстер подозревала, что стрелявший в машине госбезопасности человек, убил и Беату:

– Он не венгр, иначе он говорил бы по-венгерски. Что здесь делает немец, человек с военным опытом… – она напомнила себе, что Максимилиан давно мертв, а Циона спокойно сидит в Банбери:

– Просто случайный человек. Случайный человек с браунингом, отлично разбирающийся в тактике городского боя… – она затянула концы бинта:

– Наденешь вязаную шапку, иначе первый снайпер тебя снимет… – Шмуэль отказался оставаться в квартире. Эстер пригласила в их бывшие апартаменты генерала Кирая:

– Все равно затишье, – резонно сказала она, – помоетесь в ванне, поедите, выпьете натурального кофе. Квартира на последнем этаже, мародеры туда вряд ли добрались… – генерал успел отдать приказ о расстреле парней, пойманных группой скаутов. Ребята пробирались к реке, с карманами, полными драгоценностей:

– Мы такого не потерпим, – разъяренно сказал Кирай, – мы сражаемся с коммунистами, а не крысятничаем в брошенных квартирах… – несколько бойцов вызвались исполнить приговор. Кирай отказался держать тела расстрелянных в задней комнате кафе, где оставили труп Беаты:

– Им здесь не место, она погибла от пули врага, а эти… – он выругался, – просто подонки… – накрывая девушку трехцветным флагом, с вырезанной, алой звездой, Кирай помедлил:

– Я знаю ее отца. Он командует танковой дивизией. Он, наверное, сейчас на проспекте Андраши или на парламентской площади… – Эстер открыла рот. Генерал добавил:

– Лайош твердокаменный коммунист, как о них говорят, лучший друг Яноша Кадара. Ему прочили пост министра обороны, в будущем, но теперь он его вряд ли займет… – Эстер помялась:

– Он сделает вид, что его дочь не имела ничего общего с мятежниками, что она погибла от случайной пули… – генерал опустил простыню на искалеченное выстрелом лицо Беаты:

– Не из-за этого, майор, а потому, что мы добьемся победы…

К полудню над городом повисла тревожная тишина. Баррикаду на улице Доб повстанцы возвели без помех, несмотря на застывшие перед гостиницей «Астория» советские танки. Памятуя об осторожности, Эстер не показывалась на глаза русским:

– Прошло больше десяти лет, – объяснила она генералу, – но не думаю, что СССР сняло с меня заочный приговор, к смертной казни… – Кирай поднял седую голову от миски с наскоро пожаренной картошкой:

– Как они не сняли с вашего мужа четвертака… – слово он сказал по-русски, – который ему отвесили, за бандитизм… – заметив горькую тень в глазах сына, оделив его добавкой, Эстер отозвалась: «Вряд ли».

Вернувшиеся скауты доложили, что не видели никаких следов доктора Судакова, живого или мертвого. Допивая кофе, Кирай прислушался к тишине, за распахнутым окном кухни:

– Не стреляют, – робко заметил Шмуэль, – может быть, есть шанс перемирия… – генерал чиркнул спичкой:

– Не стреляют потому, что Имре Надь соображает, на какую сторону лучше податься… – он издевательски усмехнулся, – товарищ Надь славится умением держать нос по ветру. Но придется с ним работать… – Кирай нахлобучил прожженную пилотку, – если он выберет не предавать Венгрию. Все равно, больше работать не с кем… – дверь квартиры они оставили открытой.

На лестнице послышался грохот сапог, Кирай поднялся:

– Кого несет? Наши в штатских ботинках бегают, откуда здесь армейская обувь… – высокий, мощный мужчина, в военной форме, шагнул через порог. Приложив руку к фуражке, отдав честь, он щелкнул каблуками:

– Генерал Кирай, полковник Пал Малетер, явился выполнять ваши распоряжения. Со мной пять танков и батальон солдат. Нас послали защищать казармы Килиан от атаки повстанцев, но мы выбрали свободу…

Эстер поразилась тому, как, мгновенно, выпрямилась спина Кирая. Серые глаза генерала заблестели, Малетер добавил:

– Я успел побывать на баррикаде, на севере, где мы оставили танки. С парламентской площади прислали гонца. Они готовят коктейли Молотова, для атаки на русских … – генерал кинул окурок в пепельницу:

– Пойдем воевать, полковник… – он обернулся к Эстер:

– Майор Шилаг, жду вас на командном пункте. Вы, лейтенант… – он потрепал по плечу Шмуэля, – отдыхайте, вы ранены… – дверь захлопнулась. Эстер прижала к себе забинтованную голову сына:

– Думаю, тетя Цила с Генриком и Аделью в безопасности, в Австрии. Мне очень жаль, милый, насчет Беаты… – Шмуэль решил:

– Не буду ничего рассказывать маме. Признаюсь во всем на исповеди, когда до нее доберусь. У меня своя дорога, случившееся было ошибкой… – он, как в детстве, потерся щекой о ее плечо. Эстер подытожила:

– Кто бы в нее не стрелял, мы вряд ли найдем этого человека… – Шмуэль забрал со стола выданный ему генералом пистолет:

– Но мы обязаны отыскать… – он чуть не сказал «отца», – дядю Авраама, мама… – по упрямому очерку лица юноши, Эстер поняла, что спорить с сыном бесполезно. Надев суконную куртку, она обмотала вокруг шеи шарф:

– Да. Поэтому и мы пойдем воевать, лейтенант Кардозо.

Низкие каблуки Ционы постукивали по осыпавшимся камням. Впереди метался белый луч фонарика. Освещая дорогу, Максимилиан не выпускал ее руки. Она чувствовала прикосновение уверенных пальцев, теплой ладони:

– На парочку мы наткнулись ближе к полуночи, – думала Циона, – а сейчас наверху, скорее всего, рассвет. Но мы пока не покинули Будапешт. Мы вышли из центра, это точно… – выстрелы и гул машин над головами давно стихли, – но мы