Не должен Миша этого делать, но, увы, другого выхода у него не было. Слишком крутой оказалась зона, куда он попал. Целых четыре законных вора мотали здесь срок, и знатных жуликов наряду с «положенцами» хватало. Скорее он сам зависнет, чем сможет прокинуть воровскую братию через это дело. Нереально прокинуть…

Как это ни смешно, но никто из воровского суда не знал Ярему лично. Никому из них и дела до него нет, но закон требовал спросить с убийцы коронованного вора, поэтому они готовы превозносить Ярему. И превозносят — честный вор, уважаемый бродяга, все такое прочее. И попробуй скажи, что это не так. Попробуй скажи, что все это дешевый фарс, за которым стоит «золотой телец». За полтора «зеленых лимона» они слепят святую икону хоть с самого черта… Так это или нет, но Миша их всех здесь ненавидел. И будь его воля… Но не было здесь его воли, поэтому приходилось жертвовать деньгами. Своими деньгами!

— А от тебя больше ничего и не требуется, — усмехнулся Крюк.

— Я даю вам реквизиты, и вы снимаете деньги? — спросил Миша.

— И твое счастье, если мы сможем их снять.

— Ну, снять вы их сможете. Но это будет непросто. На Кипр надо людей посылать, доставку наличности организовывать.

— Я же говорю, это не твоя забота.

— Да, но потом окажется, что эта услуга не бесплатная. А комиссия может и десять процентов составить, и двадцать. Если двадцать, то это триста тысяч, и эти деньги я буду вам должен. А где я их возьму?

— Ты переживаешь за комиссионные? — Андерсон правильно понял Мишу.

— Переживаю, — серьезно ответил Миша, даже не собираясь паясничать.

Не в том он сейчас положении. Плата за транзакцию могла стать для него ножом к горлу. Прижмут его воры к стенке и начнут требовать плату, тогда придется раскрывать более крупный счет. Дальше — больше…

— Все правильно говоришь, Кустарь, — согласился Андерсон. — Процент за комиссию — это вроде бы мелочь, но влететь можно конкретно… Не будет никакой комиссии, это мое слово.

Миша удовлетворенно кивнул.

Страшно ему. На кону — жизнь, и, казалось бы, сейчас не время мелочиться. Но уважающий себя человек должен правильно соображать в любой ситуации. Тогда не только он себя будет уважать.

— Не будет, — повторил Крюк. — Сдаешь счет, а дальше мы сами… Ты же умеешь сдавать?

Мише пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить самообладание.

— Это ты о чем?

— Ну, может, умеешь, а может, и не умеешь… — усмехнулся Крюк. — Тут информация прошла, «кум» наш тебя на деньги раскручивал. Чем он тебе угрожал? Кого ты там на воле сдал?

— Гонит Шелеп. Сам придумал, сам сбрехал! — мотнул головой Миша. — Не сдавал я свою братву.

— Но тебя же первого взяли, потом твоих бойцов косить стали.

— А почему взяли? Потому что «пасли» меня. И всех моих пацанов «пасли». Сначала меня взяли, потом их… Там не столько менты, сколько барыги, которых я «крыл»…

— Барыги — это «Южпортнефть»? — Андерсон с интересом посмотрел на Мишу.

— Они самые.

— Лакомый кусок.

— Не то слово.

— И много ты с них имел?

— Много… Только не осталось ничего. «Южпортнефть» Шелепа зарядила, чтобы он меня пробивал. Но «Южпортнефть» — это «Южпортнефть», а Клыков — это Клыков. Клыков — начальник службы безопасности. Договор у меня с ним был. Он меня от вышки отмазывает, а я ему все свое бабло назад сливаю. Не генеральному директору «Южпортнефти» сливаю, а его заму по безопасности, то есть Клыкову. Я ему все слил, одну только заначку оставил, на всякий пожарный… Не знаю, потушил я пожар или нет, — твердо посмотрел на Андерсона Миша.

Дескать, его судьба в руках вора, как он рассудит, так тому и быть. Если смерть, то Миша умрет достойно…

— Если деньги будут, то потушил, если нет… Никуда ты от нас не денешься, если нет… — усмехнулся Андерсон. — Что ты там про начальника службы безопасности говорил?

— Клыков делает вид, что мои деньги ищет, а на самом деле все уже у него.

— Но генеральный директор об этом не знает.

— Ну, я утверждать не могу, может, он в доле с Клыковым.

— Зачем ему быть с ним в доле, если «Южпортнефть» — его собственность?

— Да нет, контрольный пакет у государства. А тут золотой болт, с левой, гы, резьбой, — усмехнулся Миша. — А лишний болт, как говорится, не помеха…

— Не помеха… — усмехнулся вор. — Значит, скачали с тебя все.

— Скачали.

— А не гонишь?

— Ну, если пробивать ситуацию начнете, то я крайним останусь. Клыков точно в отказ пойдет, я — не я, и лошадь не моя… Да и не стоит к нему лезть. Он бывший «мусорской» генерал, как бы не замараться…

— Хорошо у тебя все продумано.

— Я все сказал, больше добавить нечего, — с достоинством произнес Миша.

— Ну, если все сказал, тогда живи. Пока деньги не придут. А когда придут, еще лучше жить будешь… Ты же правильный пацан, да, Кустарь? — с одобрением посмотрел на него Андерсон. — «Кум» тебе сладкую жизнь обещал, а ты не купился. Или купился?

— Да нет, не купился. Лучше яд от братвы, чем сахар от мента!

Вор долго и проницательно всматривался в Мишу, пытаясь выискать в нем подвох, но, похоже, не смог этого сделать, поэтому покровительственно улыбнулся, давая понять, что его слова пришлись ему по душе.

В камеру Миша возвращался с крыльями за спиной. Да, он раскрыл тайну своего счета, его сбережения похудеют на полтора «лимона», но зато у него появилась возможность жить дальше. Более того, Андерсон, похоже, решил взять над ним шефство. Естественно, с корыстной целью. Не очень-то поверил вор в его историю с Клыковым, скорее всего, он считает, что Мишу еще можно и нужно раскулачивать. А сделать это можно равно как силой, так и хитростью. И не надо будет удивляться, когда Андерсон приблизит Мишу к себе и начнет заряжать его воровской идеей. Он ведь может промыть ему мозги так, что Миша сам отвалит львиную долю своих денег на воровской «общак».

Что ж, если Андерсон возьмет его в такой оборот, то сопротивляться не нужно. Миша должен изображать, что для него нет и не может быть ничего важней воровской карьеры и что запасного аэродрома у него нет, тогда, может, воры и отстанут… А там закончится срок и наступит новая жизнь. Он должен выстрадать эту жизнь, только после этого она покажется ему по-настоящему райской…

Зеленая, убеленная пенным гребнем волна с рокочущим грохотом обрушилась на прибрежный камень, пытаясь разбить его на мелкие куски, но сама рассыпалась на брызги.

Алла стояла на берегу и смотрела на штормящее море. Как это ни странно, но стихия не тревожила ее, а, напротив, успокаивала…

Не хотела она сбегать от правосудия. Она мстила за Мишу, желая присоединиться к нему. Но после того как месть свершилась, она вдруг поняла, что не хочет за решетку. Как будто пелена с глаз спала, и стало ясно, что все равно не будет она вместе с Мишей. Он — в одной зоне, она — в другой, и кому от этого легче?