Совершенно ясно: это предписание таково, что можно, как говорят мальтийцы, «проехать на лошади с телегой через него или в объезд». Город Валетта, памятник осаде и величайшему магистру в истории ордена, стал в Европе синонимом свободной морали и доступности женщин. Многие путешественники на протяжении следующих двух столетий со всеми удобствами устраивались на Мальте с любовницами в прекрасных домах с видом на Большую гавань. Снова процитируем Портера, проза которого имела чисто викторианское звучание: «Улицы были заполнены хрупкими красотками из Испании, Италии, Сицилии, Триполи и Леванта, да и темноволосые гурии из Триполи и Туниса являлись исключением слишком сильным, чтобы ему мог противостоять даже святой». А среди рыцарей осталось совсем мало святых.

Ставшая известной свобода нравов на острове вызвала две реакции. Первая – прибытие иезуитов, исполненных решимости реформировать орден (и привнеся четвертый элемент в силовую политику Мальты), вторая – широкое распространение сифилиса, который называли французской болезнью все те, кто не принадлежал к лангу Франции. Целомудренный рыцарь, как гласила другая поговорка, такая же редкость, как черный лебедь. Французский путешественник в конце XVII века в письме предупреждал своего корреспондента, что мальтийский сифилис – худший в мире. А в начале этого же века англичанин Джордж Сандис писал, что в Валетте три женских монастыря, один для девственниц, другой для раскаявшихся грешниц (нераскаявшихся там намного больше), третий для их отпрысков. Говорят, мальтийское слово Spitiri, искажение итальянского Ospedale (госпиталь), произошло от того факта, что все незаконнорожденные дети автоматически назывались Of the Hospital – «из госпиталя».

Патрик Брайдон (1736–1818, шотландский путешественник и писатель. – Ред.) в своем «Путешествии по Сицилии и Мальте» (1776) рассказывает, как стал свидетелем ухода в море каравана из трех галер в рейд на Тунис. Рыцари с борта махали провожавшим их любовницам, которые рыдали из-за отъезда любимых мужчин. Несмотря на многочисленные попытки ограничить количество проституток в Валетте, власти так и не добились успеха. Если жительниц Мальты можно было пристыдить и заставить отказаться от этого занятия, никто не мог остановить приток «жриц Венеры» из Европы.

Хотя отношения между рыцарями и мальтийцами никогда не были близкими, нет никаких сомнений в том, что под властью этого чужеземного ордена Мальтийские острова процветали, как никогда раньше. Маленький архипелаг незначительных островов из никому не известного камня, обитатели которых говорили на диалекте арабского языка, сформировавшемся еще в X веке, стал одним из самых известных мест на Средиземноморье. Как штаб-квартира самого могущественного и богатого братства в Европе, великие магистры которого соперничали друг с другом в богатстве и роскоши оставленных ими памятников, Мальта стала настоящей сокровищницей архитектуры. На улицах сверкали и переливались брызгами фонтаны, великолепные обержи разных лангов конкурировали в роскоши и красоте. Акведук доставлял воду с гор, где стоял древний город. На краях острова возвышались фортификационные сооружения. Большие подземные зернохранилища гарантировали, что, если турки снова нападут, население будет обеспечено зерном, которое регулярно завозилось с Сицилии. Процветание не обошло и мальтийские деревни, где были построены большие церкви, достаточно крупные, чтобы их в большинстве стран назвали соборами. Они господствовали над маленькими, построенными в североафриканском стиле строениями жителей сельской местности. Деревни соперничали друг с другом в роскоши на festas, устраиваемых в честь святых покровителей, и большую часть средств на расточительность, столь близкую средиземноморским сердцам, выделяли местные власти. Остров действительно стал «Мальтой золотой, Мальтой серебряной».

Средства для укрепления и украшения острова поступали не только от европейских владений и командерий ордена, но и были побочным продуктом довольно прибыльных corso – караванов или морских экспедиций против мусульманского судоходства. В них рыцари получали не только моральное удовлетворение, сражаясь за свою веру, но и весьма ощутимую материальную выгоду, захватывая шелка, специи, рабов, драгоценные металлы и камни, а также более приземленные, но не менее нужные вещи – зерно, вино, фрукты. Сельское хозяйство на острове за прошедшие века существенно усовершенствовалось благодаря обширной ирригации, распространению новых типов винограда, широкой культивации цитрусовых (мальтийские красные апельсины стали популярны по всей Европе), а потом и выращиванию хлопка. Последний довольно долго доминировал в островной экономике, и мальтийские паруса стали знамениты по всему Средиземноморью, благодаря как качеству ткани, так и мастерству изготовителей парусов.

Процветание Мальты продолжалось в контрасте с условиями на многих других средиземноморских островах в XVII и XVIII веках. Все острова на Востоке, оказавшиеся под властью османов, пребывали в пыльном забвении. Дух их жителей был давно сломлен сборщиками налогов из Стамбула и регулярной утратой молодых мужчин и женщин, которых забирали османы, одних – в янычары, других – в гаремы. Корсика, расположенная намного севернее, теоретически оставалась под властью Генуэзской республики, а фактически там господствовала беспринципная коммерческая корпорация Banco di San Giorgio, которая выжимала из острова все, что могла, ничего не давая взамен.

Сардиния, подчиненная Испании, тоже беспощадно эксплуатировалась, и жалкое положение ее жителей вызывало многочисленные мятежи, которые подавлялись с безжалостной жестокостью. Оба эти острова были плохо защищены и располагались слишком далеко от Мальты, чтобы рыцари могли прикрыть их, как они прикрывали Сицилию. В результате их регулярно посещали корсары Варварского берега, считавшие эти острова своими провинциями, куда они могут прибыть в любой момент и грабить в свое удовольствие. Положение на Сицилии было ненамного лучше. Испанские наместники выпивали из нее всю кровь, а сами жили, ни в чем себе не отказывая, в роскоши двора в Палермо, нисколько не интересуясь страданиями крестьянства.

В противоположность всем этим районам Средиземноморья, которые, имея природные богатства и ресурсы, должны были процветать, на маленьком архипелаге к югу от них царил порядок, комфорт, богатство, даже роскошь. Хотя мальтийские историки довольно часто принижают значение ордена, указывая на его аристократическую исключительность и на отношение droit de seigneur (право сюзерена), которое рыцари имели обыкновение проявлять к местному женскому населению, но факт остается очевидным: ни один остров на Средиземноморье не управлялся так хорошо и не процветал так, как Мальта. В своих рассказах многочисленные европейские путешественники выказывают удивление и даже потрясение, которое они испытали, увидев после убогости и нищеты Италии и Сицилии благополучную Мальту. Теккерей, хотя он писал в XIX веке, когда Мальта уже была британской, вторит мнению многих своих предшественников: «При ближайшем осмотре Валетта не разочарует вас, как многие из иностранных городов, прекрасных только издали. Улицы наполнены воодушевленным и благоденствующим на взгляд населением; сама бедность живет здесь в красивых каменных палатах, испещренных драконами и лепной работой. Чего только не найдете вы здесь! Свет и тень, крики и зловоние, фруктовые лавки и садки с рыбой, всевозможные одежды и наречия. Солдаты в красных и женщины в черных плащах, нищие, матросы, пасторы в угловатых шапочках и длиннобородые капуцины, табак, виноград, лук и ясное солнышко, распивочные с бутылками портера – все это бросается в глаза путешественнику и составляет такую забавную разнохарактерную живую сцену, какой мне еще не удавалось найти».