В конце ноября орда степняков численностью в пять тысяч всадников вышла на дальние подступы и двинулась к заранее подготовленному полю. А в последнюю ночь накануне сражения в русский стан пришел еле державшийся на ногах разведчик Голята. Меркурий чуть не закричал от радости. Он хотел сразу отправить сына в Смоленск под прикрытие стен, но тот, насупившись, сказал, что имеет право увидеть бой с высоты холма.

Благодаря тому, что Голяте удалось втереться в доверие к монголам, перехитрить и заманить их в ловушку, смоляне одержали победу почти без потерь. Илхе было присвоено звание сотника, но тот отнесся к этому событию спокойно, потому что с недавних пор считал своим призванием монастырскую келью и только по необходимости взял в руки оружие, чтобы защитить православную веру.

Голята, вскочив на вороного жеребца, злого и сильного, как северный ветер, понесся в город. Жители, напряженно вглядывавшиеся с крепостных стен вдаль, увидев всадника со стягом, на котором был изображен Георгий, поняли, что победа одержана. На Свирской и Петропавловской ударили колокола: звон достиг и русского стана, и отступавших монголов. Вита, гордая и прямая, как свеча, шла, держась за конское стремя, рядом с приемным сыном. Голята объехал каждую улицу, каждый переулок, крича в распахнутые окна: «Победа! Победа!» — и только после захода солнца вернулся в свой дом и повалился с коня на руки подоспевших домочадцев с сильнейшим жаром.

— Хорошие сегодня звезды, воевода, как и сегодняшняя победа, — негромко сказал Илха, подходя к костру и потирая стынущие руки. — Завтра будет ясный день.

— Не мешало бы сделать его черным для татар, — вместо Меркурия отозвался сотник Валун, командовавший княжескими гриднями.

— Я сожалею, что еще очень много врагов смотрят на наши звезды, — глухо выдохнул Меркурий. — Илха, что за дикий обычай рубить руки, да еще несмышленому ребенку?

— Это моя вина. Я должен был объяснить ему, что можно, а что нет. При войске джихангира Хайду обретается известный китайский лекарь Чжой-линь. Он знает, как отвести заражение, — уклончиво ответил монгол.

— Много ли китайцев в монгольском войске?

— Немало. Все осадные и полевые орудия обслуживают они, лечение воинов тоже на них. За прямые поставки мокрого шелка отвечают китайцы. Скоро в войске собираются ввести пешие подразделения. А научать — кто? Опять же китайские военные.

Валун словно не слышал, что тема разговора поменялась. Продолжая жевать длинный седой ус, сотник ворошил веткой костер.

— Руку уже не вернешь. О чем мыслишь, Мер?

— Смотрю на огонь и вижу их вождя: верхом на белом коне, точно врытом в землю. Сдается мне, он глазами искал меня. Почему он поступил не как опытный полководец? Обладая численным перевесом, он мог легко направить тысячу, а то и две, к городу и осадить его, а сам с остальным войском начать боевые действия. Не похож человек на белом коне на неопытного зайца, который при первой неудаче сразу же убегает. Сражение могло получиться очень кровопролитным.

— Вот ты сам и ответил, — Илха придвинулся поближе к костру. — А еще на войне можно легко сводить счеты и устранять соперников. Видя, как хорошо ты подготовился, он поостерегся — а вдруг у тебя есть еще сюрпризы. К тому же конница по такой местности легко маневрировать не может. Скорее сражение распадется на отдельные схватки, а это гибель людей и бесполезные потери сил. Хайду — искусный воин, бывший раб, оказавшийся рядом с вершинами военной власти. Он наверняка хочет малой кровью привести Смоленск к покорности. Он либо готовит коварный удар, либо ищет возможность подкупа, либо думает, как уничтожить главного.

Меркурий встал и, разминая затекшие ноги, отошел в темноту.

— Илха, — негромко позвал он.

Монгол, сидевший, скрестив ноги, распрямился, готовый подойти к воеводе, но, с сожалением посмотрев на костер, спросил, оставаясь на месте:

— Воевода хочет увидеть монгольский стан?

— Ты читаешь мои мысли, Илха. Как думаешь, далеко они отошли?

— Думаю, нет. Ты позволил им забрать убитых и раненых, значит, арбы тяжелы. До них должно быть не более двух часов рысью.

— Валун, твои конники сегодня не участвовали в бою. Дай им пять часов отдыха, и пусть будут наготове. И еще — понадобится малая дружина. Да, нам тоже подготовь свежих коней.

— Зачем воевода хочет взять пеших? — монгол смотрел на Меркурия с удивлением, к которому примешивалось безмерное уважение.

— Сотня конницы — это гридни, а другую посадим на крупы коней.

— Ох, мудрейший Меркурий. Будет очень тяжело уходить от погони.

— По ночному лесу нетрудно. Насколько мне известно, монгол боится леса до судорог. Так, Илха? В седло!

Два всадника поскакали, держа курс на северо-восток, по следам монгольского войска, отчетливо чернеющим в свете луны. Ледяная ноябрьская изморозь оседала на металл и кожу доспехов, изо ртов коней валил густыми клубами голубой пар. Но ни лошади, ни всадники не ощущали холода. Стояла прекрасная осенняя ночь, прозрачная, словно вода в омуте. Когда в небе заалели отсветы костров, Меркурий и Илха спешились, привязали коней и крадучись стали взбираться на холм. С вершины им открылся монгольский лагерь, выстроенный в виде огромного горящего наконечника стрелы. У тысяцкого холодок пробежал по спине:

— Я такого еще не видел!

— Хайду поднимает боевой дух воинам. Такой лагерь атаковать сложно, мой воевода. Воины слишком возбуждены, и сон их чуток. К тому же лекарь с помощниками не сомкнут глаз, шаманы не сомкнут глаз, и сам Хайду будет бодрствовать.

— Другой ночи у нас не будет. Они оправятся и выбросят всю ненависть. А их все еще слишком много. Численный перевес может стать решающим преимуществом. Нужно измотать, обескровить войско и желательно уничтожить командующего. Тогда — победа. Если не получится убить главного, то хотя бы дотянуться до тысячников и сотников.

— Это очень непросто. Никто не знает, где и когда спит Хайду, он может спать на войлоке под открытым небом или в палатке простого воина, а может всю ночь просидеть в позе лотоса в своей красивой белой юрте. Вокруг него всегда сотня испытанных нукеров, которые лягут костьми за джихангира. С тысячниками тоже нелегко, к каждому приставлено до полусотни нукеров, и каждый из них владеет клинком не хуже самого Тенгри.

— Ладно, Илха. Лучше расскажи, как укреплен лагерь?

— Защитой служит обычно двойной ряд плотно сдвинутых телег. Простые лучники и беднота вроде меня размещаются на ночь почти на границе лагеря, у самых телег. Они первыми отбивают приступ. Внутри сооружается еще один заслон, из щитов, он идет кольцами вокруг ставок тысячников. В центре — бунчук самого джихангира. Лошади и прочий скот стоят просто в поле, иногда в загоне. Боевые кони тяжелой конницы и командиров от десятников до тысячников находятся в основном лагере.

— Хм. Значит, нападать на табуны нет смысла. Только шуму бесполезного наделаем.