– У твоей… твоей мамы всегда были проблемы, с раннего возраста. Она вечно выдумывала какие-то бредовые истории, в которые сама же и верила.

Какие еще истории? Про Мистера Джиттерса?

«Бредовые истории про чудовищ и воображаемых друзей», – шепчет Нолан мне на ухо, но я не обращаю внимания на его слова.

Я думаю о рисунках, спрятанных под обоями. Это отец рассказал Лорелее о Мистере Джиттерсе. Интересно, знает ли об этом бабушка?

– Когда она познакомилась с Ноланом и уехала, я думала, что все наконец закончилось и она переросла свои детские глупости. Возможно, так и было, по крайней мере до тех пор… пока не умер ее отец. Я была удивлена, что она не приехала на похороны, но потом она объявилась через несколько дней вместе с тобой. Видимо, она была не в силах приехать раньше. У пап и дочерей всегда особые отношения, не правда ли? – говорит бабушка, беспокойно заламывая руки. – Когда Лорелея вернулась сюда, она снова начала рассказывать эти дурацкие истории про человека в пещерах, как в детстве. Умоляла меня поверить ей.

Бабушка трясет головой, словно пытается отогнать воспоминания.

– Я так надеялась, что Нолан вытащит ее из бредовых фантазий, но он не сделал этого – или не смог. Нолан сказал, у нее был нервный срыв. Но как я могла знать, что она сделает? Я не знала. Я не знала…

Бабушка погружается в воспоминания. Когда она наконец продолжает, я задаюсь вопросом, помнит ли она, что я еще здесь.

– Я не хотела, чтобы кто-либо узнало ее смерти, – еле слышно произносит она. – Твой дедушка всегда так гордился своей малышкой! Если бы люди узнали, что Лорелея покончила с собой, это навсегда запятнало бы его память.

– Ты хочешь сказать, ты стыдишься ее смерти?

Серьезно? И это называется «мама»?

– Я бы не вынесла, если бы люди смотрели на меня так, будто в этом есть моя вина. Что бы ни говорил твой отец, я не виновата!

Бабушка протягивает ко мне руку, и я пулей вылетаю из кухни. Громко хлопнув дверью, я пробуждаю белого жука. «Это не может быть правдой», – бормочу я, шагая из стороны в сторону. Как она вообще может говорить такие вещи? Мог ли Нолан солгать ей, что Лорелея мертва? Но для этого нужна была бы веская причина. Он никогда не делает ничего без причины. Может, он решил сорваться на единственном родном человеке Лорелеи – ее матери – из-за того, что она ушла? Это маловероятно, но возможно. И уж точно лучше, чем если бы она действительно умерла.

Жук лежит там же, где я оставила его, – на прикроватной тумбочке – и яростно стучит лапками. Еще чуть-чуть, и я разобью его о стену. Но тут я слышу шаги бабушки на лестнице. Я заслоняю собой дверь. Бабушка дергает за ручку.

– Я знаю, это больно слышать, – говорит она. – Мне жаль, что именно мне пришлось сообщить тебе об этом. Просто я не хочу, чтобы ты искала человека, которого больше нет.

Пауза.

– Зачем мне тебе врать, Лола? Скажи, пожалуйста!

Но она ведь наврала насчет чемодана, не так ли?

Дверь содрогается, но я сильнее. Если бы можно было запереться! Но замочная скважина пуста, и я ни разу не видела здесь ключа. Бабушка перестает греметь дверной ручкой, и я слышу отдаляющиеся шаги. Подождав минуту, я выскальзываю из комнаты. Надо рассказать Нолану. Он ни за что не позволит мне оставаться здесь, если узнает, какую чушь затирает мне бабушка. Я жду еще немного и тихонько спускаюсь вниз. Сердце бьется в такт лапкам жука, которого я спрятала в карман. Я выхожу в коридор, делаю глубокий вдох и беру трубку. Тишина. Нет ни гудков, ни ставшего привычным потрескивания. Я нажимаю на кнопку несколько раз, пытаясь оживить этот древний телефон, но гудков по-прежнему не слышно. Хотя провод подключен правильно. Телефон просто сдох.

– Черт!

Мой мобильный по-прежнему у Картера, так что без домашнего телефона я полностью отрезана от внешнего мира. Нужно срочно вернуть мой телефон.

– Эй, Лола! Постой!

На полпути к домику Картера меня нагоняет Грант на своем грузовичке.

– Куда идешь? – спрашивает он. – Подвезти?

– Нет, я просто вышла погулять.

Ни за что не хочу снова оказаться в этой машине с Грантом. Продолжаю идти. Хлопает дверь, и я слышу за спиной тяжелые шаги. Обернувшись, я утыкаюсь прямо в грудь Гранта.

– Эй, куда торопимся? – спрашивает он.

Грант стоит слишком близко и держит меня под локоть. У него разбиты костяшки. Я думаю о койотах и откушенных пальцах и отступаю на несколько шагов, до того как поддамся искушению укусить его за ру к у.

– Ты почему постоянно убегаешь?

Я злобно смотрю на него, и дурацкая ухмылка наконец-то сходит с его лица.

– Как хорошо вы на самом деле знали Лорелею? Только честно.

– Очень хорошо. Эх, были времена… – медленно отвечает Грант, словно пытается определиться, стоит сейчас врать или нет. – А что?

– Как вы считаете, она похожа на самоубийцу? Вы не замечали ничего необычного – например, когда она приезжала сюда после смерти отца?

– Чего? Самоубийца?

Теперь он наконец отступает на несколько шагов. Я явно заставила его задуматься.

– Ты хочешь сказать, она умерла? Я правильно понимаю?

Грант, очевидно, шокирован. Но я не знаю, что ему ответить. Если Лорелея действительно умерла, почему Нолан так яростно защищает меня от внешнего мира?

А это точно защита? Или контроль? Может быть, он хочет контролировать тебя, потому что не смог удержать ее?

Заткнись!

Нет. Если бы Лорелея была мертва, Нолан не стал бы мне врать. Значит, она жива. Она не могла умереть. Но у меня нет никаких доказательств, как, впрочем, и у бабушки, которая не может внятно ответить, где похоронена ее дочь.

– Нет, я не думаю, что она умерла, – наконец отвечаю я. – Просто мне сказали, что это возможно. Что она могла свести счеты с жизнью после отъезда из Харроу-Лейка.

Грант медленно, с облегчением выдыхает:

– Без вариантов. Это непохоже на Лорелею. Иногда, конечно, она могла показаться безрассудной, но она точно не сделала бы такого. Она всегда хотела лишь одного: выбраться из этого города. Мне, конечно, не очень приятно это признавать, но твой отец дал ей все, чего она хотела: ребенка и новую жизнь подальше отсюда.

– Тогда зачем она ушла от нас? Бросила меня? – Теперь уже я хватаю Гранта за руку.

Он начинает нервничать.

– Я не знаю.

– Зачем она вернулась сюда?

– Я не знаю! – Грант вырывает руку.

На его запястье остался красный полумесяц: след от моего ногтя. В том же месте, где в мою руку впился зуб. Он с нескрываемым раздражением растирает кожу.