Пассажир оказался, на взгляд Помпинчука, недостаточносерьезен: ни внушительного живота, ни двойного подбородка, да и возраст несамый солидный, лет тридцать пять — сорок, не больше. Хотя сейчас, говорят,среди начальства молодые тоже встречаются. Так сказать, смена поколений иротация кадров. Внешность у гостя приятная, но какая-то не запоминающаяся. Хотядержится солидно, с пониманием своего масштаба. На подбежавшего Помпинчука дажене смотрит, а о том, чтобы поздороваться или там вообще разговаривать — и речинет. Вместо него заговорил шофер.

— Леонид Петрович в дороге немножко устали, так вы ихпостарайтесь не очень утомлять. Им еще сегодня на совещание, — и шофервыразительно поднял глаза к небу, по которому проплывало одинокое пухлоеоблачко.

— Непременно, как же, не утомим! — воскликнулПомпинчук, и поспешно представился: — Помпинчук, заместитель директора!

Молодой начальник только теперь его заметил и удивленноуставился, как на странное насекомое, залетевшее в тарелку супа:

— Как — Чингачгук?

— Извиняюсь, Помпинчук, — поправил зам. — Набукву «П» начинается!

— На букву «П»? Сразу видно, что расхититель.Расхититель и взяточник!

— Извиняюсь, — со слезой в голосе возразилПомпинчук. — С кого мне взятки брать? С хулиганов наших? С этихпреступников малолетних? С этих подрастающих Чикатило? — и он покосился наодного из воспитанников интерната, который как раз в этот момент привязывал кхвосту черного кота Черномырдина пустую консервную банку.

— А расхищать, как я понимаю, уже нечего, — ЛеонидПетрович окинул взглядом неказистые строения интерната. — Всезаслуживающее внимания уже расхищено!

— Я к юмору очень хорошо отношусь, — сподобострастной улыбкой отозвался Помпинчук. — Особенно если из начальствакто встречается остроумный!

В проеме между двумя корпусами несколько учащихся интернатазамешивали бетон под присмотром учителя физкультуры Карнаухова. Помпинчук заспиной высокого гостя сделал страшные глаза и выразительно помахал Карнаухову,чтобы тот временно прекратил эту трудотерапию.

Леонид Петрович вроде бы не заметил этих сигналов. Онзапрокинул голову, внимательно разглядывая окна интерната. Искал он ящик ссине-белой петунией, но в этом учебном заведении с таким же успехом можно былоразыскивать золотые самородки. Цветов здесь отродясь не бывало.

— Окна у вас ремонта требуют, — заметил гость снеодобрительной миной.

«Вот ведь сволочь глазастая! — ужаснулсяПомпинчук. — И пяти минут не пробыл, а уж заметил!»

Дело в том, что минувшей осенью интернату были выделены средствана установку стеклопакетов, но руководство учебного заведения нашло этимсредствам более разумное применение. Сам Помпинчук на часть этих денег сделалремонт у себя в квартире.

— Поступили сигналы, что у вас в интернате плохообращаются с контингентом, — строго проговорил Леонид Петрович, опустиввзгляд с окон и снова заметив Помпинчука. — Вместо учебного процессазагружаете тяжелой физической работой!

— Да как можно! — Помпинчук прижал руки к сердцу,обрадовавшись, что ревизор сменил тему. — Это же дети! Разве мы непонимаем? Физические нагрузки только в плане физкультуры и спорта! Причемвполне умеренные, и при условии достаточного питания! Кстати, не хотите ливзглянуть, как у нас кормят контингент?

— Взглянем, взглянем! — Леонид Петрович недовольнопоморщился, как будто ему были тесны ботинки, и, прежде чем войти вслед заПомпинчуком в главное здание интерната, бросил своему шоферу:

— Ухокрутов, исходи из того, что обратно меняприблизительно часа через два повезешь!

— Здесь у нас библиотека, — докладывал Помпинчукначальнику. — А пищеблок вот тут, за углом!

Навстречу им высунулся заведующий столовой Пузиков.Помпинчук ухватил его за пуговицу и торопливо прошептал:

— Покорми гостя по высшему разряду! Директорскийкомплект! Большой человек, никак не меньше депутата! И вызови Сыроежкину, безнее никак не обойдемся!

Любочка Сыроежкина официально числилась в интернатебуфетчицей, но выполняла в нем гораздо более сложные и тонкие обязанности. Былаона пухленькая и кругленькая, глаза имела голубые и незамысловатые, с детским ипростодушным выражением, волосы кудрявые, цвета топленого молока. Когда винтернат прибывали всевозможные проверяющие мужского пола, непременноприглашали Сыроежкину, и все проблемы очень скоро сами собой решались.

Из коридора выглянуло несколько любопытных старшеклассников,один из них показал Помпинчуку язык, но тут же чьей-то сильной рукой был втянутобратно за угол.

— Жаль, что вы заранее нас не предупредили, —сокрушался Помпинчук. — Мы бы тогда встречу лучше подготовили! Поручили быповару что-нибудь особенное приготовить…

— Вот об этом я тоже хотел поговорить, —проговорил гость, придирчиво оглядывая пищеблок. — Отчего это у вас никтона телефонные звонки не отвечает? Чем у вас кадры заняты? Я перед тем, как квам ехать, велел секретарше дозвониться до интерната, предупредить, а никто назвонки не отвечал!

— Не может быть! — Помпинчук преданно вылупилглаза. — С этим у нас строго! Постоянный человек дежурит возле телефона,чтобы вовремя реагировать…

— Тем не менее! — строго возразил ЛеонидПетрович. — Телефон такой-то ваш? — и он продиктовал номер, которыйминувшей ночью высветился на табло автоответчика.

— Тут такая неприятность вышла, — затянулПомпинчук. — Вообще-то этот номер как бы за нами числится, но фактическион не наш.

— Как это? Ничего не понял!

— То есть с этим номером произошла путаница… егоошибочно передали другому абоненту…

— Ну народ! — Леонид Петрович изумленно уставилсяна Помпинчука. — Вы что, уже и телефонные номера налево пускать научились?

— Как вы могли подумать! — обиженно воскликнулПомпинчук. — Мы к этому вообще не имеем никакого отношения! Это нателефонной станции какая-то неразбериха…

— Ну, значит, там кто-то номера налево пускает.

На этом месте разговор прервался, поскольку в комнату,наивно округлив голубые глаза, вплыла Любочка Сыроежкина с подносом в руках.Поднос был заставлен такими угощениями, какие вряд ли когда-нибудь пробовалипроблемные подростки, воспитанники интерната. Здесь была и превосходнаяветчина, и ароматный швейцарский сыр, и бутерброды с икрой, и маринованныеогурчики, и крупно нарезанная семга. Разумеется, к такой закуске прилагаласьзапотевшая бутылка хорошей водки. Но аппетитнее всего этого гастрономическоговеликолепия выглядела сама Сыроежкина в коротком черном платье, выгодно подчеркивающемфигуру, и белоснежном кружевном переднике. Поставив поднос на стол, онапотупилась и проговорила низким волнующим голосом:

— Угощайтесь!