«Предлагаем вашему вниманию видеосюжет на эту тему, поступивший несколько минут назад», – приятно улыбаясь, с интригующими интонациями произнесла дикторша.

Гаврилин увидел на телеэкране знакомые пейзажи Фишфанга. Глядя в объектив видеокамеры, мистер Огимли с многозначительным видом повествовал про невероятные аномалии, наблюдающиеся в этих местах. Особенно по части внезапных, ничем не объяснимых отказов электроники.

В ответ на вопрос, кем могут быть убитые люди, он лишь развел руками. Вся его команда, участвовавшая в предварительном опознании, тоже объявила, что этих людей они никогда не видели.

Завершая выпуск, дикторша куда-то заглянула и торопливо сообщила:

«Самая последняя информация о расследовании трагедии на Фишфанге. Полицейские дайверы, осматривавшие акваторию вокруг острова, у его восточной оконечности обнаружили разведывательную мини-субмарину американского производства типа «Sea Dagger», то есть «Морской кинжал». Подводная лодка была взорвана и затонула на глубине полутора десятков метров. На поверхность подняты тела пяти членов экипажа. Принадлежность субмарины пока остается загадкой. Нет и информации о том, кто и как смог ее взорвать, удалось ли спастись хоть кому-то из подводников».

Борис выключил телевизор и отправился прогуляться.

«Очень даже неплохо мы там сработали! – выходя из комнаты, мысленно отметил он. – Ни один шведский комар носа не подточит».

Неожиданно его кто-то окликнул. Гаврилин оглянулся и увидел горничную по этажу. Девушка лучезарно улыбнулась и поинтересовалась, не желает ли он хорошего кофе, который она могла бы ему принести в назначенное им время.

– У нас просто изумительный кофе! – с интригующими нотками в голосе добавила она. – Кстати, меня зовут Рита.

– Борис, – представился Гаврилин. – Часов в восемь еще можно было бы. Позже, наверное, не стоит. Боюсь, потом уже не усну.

– Хорошо. Значит, в восемь, – сказала девушка, одарила капитана блистательной улыбкой и согласно кивнула.

В этот момент из своих номеров как по команде вывалили все четверо подчиненных Бориса. Они услышали конец этого диалога и дружно изобразили, будто ничего не понимают.

Но как только Рита скрылась за поворотом, Кипреев заговорщицки склонился в сторону Гаврилина и многозначительно проговорил:

– Дед, надеюсь, пояснять ничего не надо. Ты и сам видишь, что эта медноволосая, пышнотелая красавица от тебя без ума. Без всяких «почему». Все мы тоже не отказались бы от вечернего кофе, но именно нам его почему-то никто предлагать не надумал. Вывод ясен? На флоте как говорят? Линкор пропьем, но флаг не опозорим! Вот и здесь точно так же. Не урони честь и авторитет спецназа, командир.

– Вася, не городи ерунду! – заявил Борис, поморщился и коротко отмахнулся.

– Кипр истину глаголет! – вскинув указательный палец, авторитетно добавил Федькин.

Капитан быстро понял, что его парни решили основательно приколоться над ним.

– Точно! – подтвердил Романис и энергично кивнул. – Дед, мы здесь представляем, так сказать, лицо всего российского спецназа. Ну и что о нас подумают, если офицер, весь из себя герой, причем неженатый, наотрез откажется от общения с очень даже приятной дамой? – Артур страдальчески вздохнул, драматически заломил брови и изобразил мину крайнего огорчения, хотя по лицу его было видно, что он едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. – Чего доброго, посчитают слабаками, да еще, не дай бог, какими-нибудь неправильно ориентированными, цветными.

– Да-да-да!

– Конечно-конечно! – с преувеличенно серьезным видом заладили все остальные.

– Дед, на основании всего вышеизложенного я подвожу окончательный итог нашей дружеской беседы, – продолжил Захар свой спич. – Доставив кофе, Рита должна выйти из твоей палаты только завтра утром, безумно счастливая и улыбающаяся, чтобы все ее подруги полопались от зависти и испытывали томление души при одном лишь упоминании слова «спецназ».

– Да ну вас, черти-искусители! – проговорил Гаврилин и рассмеялся.

Он сразу и без подсказок понял, что парни элементарно хохмят, но сознавал и то, что в их словах есть изрядная доля истины. Капитан и сам интуитивно ощущал, что Рита набилась с кофе неспроста, но в душе почему-то никак не мог настроиться на лирическую ноту. Может быть, потому, что его подсознание все еще пребывало во вчерашнем дне, напряженном и кровавом. Внутренне он действительно никак не мог выйти из беспощадного противостояния с неведомым врагом, когда ничья невозможна и все решает не слово, а точно выпущенная пуля.

Как избавиться от всего этого непосильного груза? Может быть, и в самом деле, не выдумывать, отшвырнуть подальше всю высокоморальную заумь и просто пойти навстречу той женщине, которая его элементарно захотела, увидела в нем желанного мужчину?

Борис вспомнил Фишфанг и ночь, проведенную с Лоттой. Это было совсем недавно, всего каких-то пару дней назад. А кажется – давным-давно. Такое приключение оставило заметный след в его душе. А какова будет ночь с Ритой?

«Ладно, война план покажет», – решил капитан, выходя вместе с бойцами во двор санатория.

– Кстати, парни, вчерашняя баталия шума в Швеции наделала очень даже много, – сообщил Гаврилин, глядя на солнце, клонившееся к закату. – Смотрел сейчас шведское телевидение. Там все на ушах.

Он рассказал об интервью шведского военного чиновника и о том, что увидел в выпуске новостей. Ребята выслушали его с большим интересом. Они едко комментировали эрудированность этого шведа.

– Он и в самом деле дурак или только умело прикидывается? – осведомился Федькин. – Надо же такое ляпнуть: «Шведская армия с трудом смогла противостоять ордам злобных варваров». Ишь ты, она, оказывается, противостояла! Не захотел, зараза, сказать прямо, что их там разделали под орех, а Карлуша Двенадцатый дал деру и несколько лет прятался за печкой у турецкого султана.

– Ну а сколько ему можно было воевать? – Гаврилин чуть развел руками. – Он в войнах провел около восемнадцати лет. Кому это понравится? К тому же Карл был настырный и упертый до беспредела. Его за это турецкие янычары прозвали Демир Кафа. Это значит «Железная Башка».

– Я бы его назвал «Чугунные Мозги», раз восемнадцать лет воевал и оказался у разбитого корыта. Ему ума не хватило понять, что Россию победить невозможно! – язвительно обронил Федькин.

– Ну, вообще-то современники считали его сильным полководцем, – задумчиво вставил Гольчакин. – В Северной войне он хорошо отделал и датчан, и саксонцев, и поляков. Да и наша армия под Нарвой, увы, потерпела поражение.

– Ха! – саркастично выдал Романис. – А отчего потерпела-то? Кто ею командовал, ты знаешь? Занюханный французик, трус и бездарь де Круа. Он только лишь увидел шведов и сразу же кинулся сдаваться в плен. А следом за ним метнулась и вся кодла импортных офицеров, которые бросили своих солдат. Тоже мне, нашел, блин, Петр Алексеевич защитников Отечества. Как будто в России своих офицеров не было. Кстати! Семеновцы и преображенцы в том бою не дрогнули и дали шведам хороший отпор.