– Между ними нужно натянуть кованку.

– Так ведь дорога-то проезжая, ваше благородие, а ну как упадет кто?

– Для того и натягивают, чтобы падали. Кованку натянешь в двух футах от земли, чтобы лошадь на нее обязательно набежала.

– И кого же мы так поджидать будем? – Слуга начал бояться. Одно дело догадываться о делах хозяина, и совсем другое – в них участвовать.

– Не спеши, слушай дальше. Кованку сначала надобно спрятать в пыли, но так, чтобы можно было быстро потянуть и прихватить к дереву.

– А зачем так? Чтобы люди не спотыкались?

– Чтобы я не спотыкался. Я поскачу первым, а те, кто за мной, должны полететь из седел.

– А куда вы поскачете, можно спросить?

– Оттуда, со стороны старых мельниц, и туда. – Капитан повернулся, указывая в сторону Хаски. – Домой, одним словом.

– А я останусь?

– Нет, не останешься, я же тотчас вернусь, чтобы проверить, не остался ли кто живой.

– Ваше благородие, да кто это будет?!

– Карсаматы, Корнелий, злые и жаждущие отмщения, если, конечно, у меня все получится.

– Ваше благородие, а может, ну его – уедем домой подальше от этой напасти? Ведь карсаматы и убить могут!

– Эти могут, – согласился фон Крисп. – Только отступать уже поздно, и если ты хочешь увидеть своего хозяина живым, придется немного постараться.

– Для вашего благородия я постараюсь.

– Вот и хорошо. – Капитан огляделся, дорога была пуста. – Повторяю: как только я проскачу, ты поддернешь кованку и прихватишь ее к дереву. Несколько оборотов, и она будет крепко держаться.

– И чего же потом, ваше благородие, когда они полетят из седел?

– А вот для потом ты и взял топор. Если кто из них к тебе близко окажется, так и дай ему по башке. Ну ладно, долой с коней.

Они спешились, и мул издал звук, за который получил свое прозвище. Мардиганец фон Криспа настороженно повел ушами.

– Совсем негромко, ваше благородие.

– Негромко, – согласился капитан, – но все же поставь его подальше. Кто знает, как он сможет, если постарается, а тебе нужно сидеть в засаде тихо. Все, начинай натягивать кованку, а я пойду дорогу разведаю. Через полчаса вернусь.

– Понял, ваше благородие, – кивнул слуга и повел мула в глубь рощи.

Капитан ехал вдоль чахлых кустиков, тянущихся справа от дороги, а слева в полумиле виднелись крыши Лонгрена. Впереди белели остовы двух заброшенных мельниц с пустыми оконными проемами. Если Ханс следовал договоренности, он уже должен был сидеть на месте.

Фон Криспу хотелось проверить, пришел ли стрелок, однако кто знает, возможно, карсаматы, укрывшись в рощах, уже следят за ним. Впрочем, пока капитан ничем не рисковал: даже если стрелок не явится, он возьмет у Теллира положенную мзду и отправится восвояси.

Капитан вспомнил об эртадонте, это чудовище тоже могло сейчас наблюдать за ним, неизвестно, чему научил его хозяин.

«А если он почуял и сожрал Ханса?» – Эта мысль пришла столь неожиданно, что фон Крисп натянул поводья и остановил лошадь.

– Чушь все это, возьми себя в руки! – произнес капитан вслух.

Когда он вернулся к месту засады, то, вопреки ожиданиям, не заметил в дорожной пыли никаких следов, указывавших на скрытую ловушку. Возникло опасение, что слуга ничего еще не сделал, однако, приглядевшись, фон Крисп приметил на одном из деревьев кольцо проволоки.

– Корнелий!

– Я здесь, ваше благородие! – Из куста высунулся слуга.

– Хвалю, на дороге совсем ничего не видно. Давай-ка проверим, я проеду рысью, а потом ты подсечешь кованку.

– Я готов, ваше благородие.

Капитан отъехал на несколько шагов и перевел мардиганца на рысь. Как только он миновал засадное место, кованка взвилась и завибрировала, туго натянутая проворной рукой Корнелия: тот несколько раз обернул ее вокруг ствола, и теперь можно было не сомневаться, что снасть держится крепко.

Фон Крисп остановился, развернул лошадь и сказал:

– Отлично, если так же сработаешь – им от нас не уйти. А где твой топор?

– А вот, под кустиком.

– Не знаешь, что с ним делать?

– Знаю, ваше благородие, это чтобы не мешался, да и хватать удобнее, когда время подойдет.

Капитан подъехал ближе.

– Что-то раньше я не замечал за тобой таких повадок, Корнелий. Ты что же, из воров будешь?

– Что вы, ваше благородие, как можно! – замахал руками слуга. – Батрачил я, всю жизнь батрачил, а еще детей нянчил у купца одного, целых два года.

– Вот ты где всему обучился – и стряпать, и стирать?

– Так точно, ваше благородие.

– Прямо стряпуха. – Капитан усмехнулся. – Только ухватки разбойничьи у тебя имеются, вон как кованку спрятал, не углядишь.

– Ну… – Слуга пожал плечами, пряча глаза. – Было по молодости – скот воровали.

– И отбивались, случалось?

– Когда догоняли, конечно, отбивались. Только на мне крови нет, ваше благородие, я людей не губил.

– А топором что же, пугал только?

– Топор скотокраду лучший инструмент, бывало, как угоним скотину, так сразу в ближайшую балочку, там головы посрубаем и давай свежевать. Мясо в шкуру заворачиваем, а требуху с костями в ямы прячем и кровь пылью присыпаем, чтобы никто не дознался, что тут приключилось. Шкуры на телегу – и на рынок, продать подешевле да побыстрее.

– Стало быть, тогда ты и научился следы на дороге подделывать?

– А то как же, это дело серьезное, мужички по следам придут – не помилуют. Один мой сподручник однажды рукой махнул, дескать, и так сойдет, потом три дня на колья надетый умирал. Сам поплатился и на нас навел, насилу убежали.

Они помолчали, прислушиваясь к звукам с другой, параллельной дороги, где, позвякивая кольцами на постромках, двигалась подвода на быках. Сердитые окрики возницы разносились далеко.

– Я тебе какое жалованье плачу?

– Дык на четыре рилли уговаривались.

– И чего, я тебя никогда не обижал?

– Мне много не надо, пока я при вас, и то хорошо.

– Ладно, что было, то было, если сегодня живым останусь, получишь золотой.

– Золотой?!

– Да, так что бей вернее, когда время придет.

Во дворе между двумя мельницами стоял сложенный из ракушечника сарай. Когда-то в нем хранились мельничные жернова – огромные, в полтора человеческих роста каменные колеса, некоторые так тут и остались. Для выноса жерновов у сарая имелись широкие дубовые ворота, однако с незапамятных времен они были заперты на замок. Сломать его пытались много раз, но на ржавом железе оставались лишь царапины и вмятины, зато другую дверцу в сарае выбили, так что всякий, кому хотелось посмотреть на жернова, мог войти.