В сентябре 1964 года Джеки призналась Джоан Брейден, что вспоминает тот день, когда появилась на свет Каролина, как «самый счастливый в своей жизни». Впервые за время замужества Джеки одержала победу. Она родила ребенка, чтобы привязать к себе Джона и прекратить насмешки мужниной родни по поводу ее неспособности выносить дитя; Джон проявлял терпение и ублажал все ее прихоти. Кроме того, у нее теперь был дом, трехэтажный дом в Джорджтауне.

Джеки с огромным энтузиазмом взялась украшать свое жилище. Джанет Окинклосс вспоминала: «Дочь вложила в свой новый дом много любви и в первые четыре месяца как минимум трижды переделывала гостиную в нижнем этаже. Бывало, придешь и увидишь прекрасные ковры, а на следующей неделе их уже нет как нет… Однажды вечером мы ужинали вместе, а Джон вернулся домой очень поздно, когда мы уже поели. Ему принесли ужин на подносе. В то время вся комната была бежевой: стены перекрасили около недели назад, всю мягкую мебель перетянули тканью бежевого цвета, на диване лежал ковер из шерсти ламы… короче говоря, всё – ковры, шторы, обивка – в приятных бежевых тонах. Я знала, что это обошлось чертовски недешево. И, помнится, Джон спросил: “Миссис Окинклосс, вам не кажется, что мы узники бежевого?”»

Но расточительность жены Джон отнюдь не приветствовал. Бетти Сполдинг рассказывала: «Помню, я стала свидетелем ссоры, когда они, как и мы, только-только поженились и Джеки швырялась деньгами направо и налево. Джек не любил тратить деньги, вечно ходил с пустым карманом и занимал у друзей… и Джекины траты доводили его до белого каления…» Джеки обычно умасливала миссис Линкольн, и та подсовывала чеки на убранство дома среди прочих финансовых бумаг, чтобы Джек ничего не заметил.

Те ковры, которые упомянула Джанет, были типичным примером. Билл Уолтон вспоминал: «Помню два дорогущих ковра, которые Джеки в рассрочку приобрела для джорджтаунского дома. Она потихоньку месяц за месяцем гасила эту рассрочку, потому что не хотела, чтобы Джек узнал, сколько они стоили. Ведь он был от них конечно же в восторге. Со временем он выяснил, в какую сумму обошлась покупка, но они ему нравились…» Как и Ли, Джеки любила все самое лучшее – и в одежде, и в отделке дома. Она понимала, что вышла замуж за очень богатого человека, который не умеет распоряжаться деньгами. И совершенно правильно решила, что должна обеспечить амбициозному сенатору тот антураж, какой ее состоятельные друзья полагали необходимым, и придать дому изыск, которого домам Кеннеди явно недоставало. Теперь Джеки пользовалась в клане бо́льшим авторитетом, четко знала, чего хочет, и была решительно настроена получить желаемое. Бетти Сполдинг вспоминала: «Думаю, после рождения Каролины она наконец осознала себя личностью. Новая Жаклин разительно отличалась от той Джеки у бассейна, которая ушла дуться в сторонке…»

Джон начал ценить старания Джеки изменить его жизнь, поставить его на одну ступеньку с представителями «станового хребта» американского общества и с европейскими друзьями, увести от принятого у Кеннеди провинциального образа жизни. Билл Уолтон рассказывал: «Джек всегда ужасно гордился своим домом в Джорджтауне и был в восторге от того, как Джеки все там устроила. Он во многом был аскетичен, но многому научился у жены и вполне отдавал себе в этом отчет. Понимаете, раньше Джек просто не обращал внимания на домá, мог жить где угодно. Но с годами он стал присматриваться, сравнивать разные дома, оценивать жилища других людей. Научился замечать буквально все. Особенно по части женских нарядов был настоящим докой…»

Джеки сумела изменить и отношение мужа к собственному его гардеробу: неряшливый конгрессмен превратился в утонченного сенатора. «Он стал щеголем и аккуратистом, в хорошем смысле слова, – вспоминал Уолтон, – и его гардероб постепенно увеличился. Со временем Джек [сделался] знатоком мужской моды, постоянно критиковал мою одежду, давал советы. Помню, как-то раз мы вместе ужинали. Не в вечерних костюмах, просто в деловых. Вдруг Джек посмотрел на мои ноги – я был в темно-коричневых ботинках – и сказал: “Коричневые? Вечером? Никогда…” Он действительно всегда продумывал свою одежду и в вопросах моды был весьма консервативен, за исключением спортивной одежды…» Джеки, когда-то небрежно одетая девушка-репортер, отлично понимала важность превращения Золушки в принцессу: Кеннеди шлифовали для президентского поста.

Лорд Харлек, близкий друг обоих Кеннеди, считал, что Джеки лишь высвободила у мужа врожденный вкус: «Думаю, он от природы обладал отменным вкусом, ему нравилось все самое лучшее, но в определенных областях его семья не гналась за изысканным стилем… Пока не женился на Джеки, Джон понятия не имел, как следует обставить комнату, не видел разницы между красивым и уродливым интерьером, не разбирался ни в кухне, ни в винах… Наверное, Джеки пришлось нелегко на первых порах, ведь все, кто ранее, да и позднее вошел в семью Кеннеди, просто плыли по течению, а она нет… Она не захотела плыть по течению. У нее были свои стандарты, и у себя в доме она неукоснительно ими руководствовалась. Это касалось воспитания детей, хорошей кухни, красивой мебели – дом был выше похвал! Сначала Джек очень раздражался по этому поводу. Понимаете, он из тех, кто счастлив простеньким стейком и мороженым… Мебель его вообще не волновала. Помню, однажды Джеки купила французские стулья восемнадцатого века или вроде того. “Никак не возьму в толк, зачем тратить столько денег? – сказал Джек. – Стул есть стул, мне вполне годится тот, на котором я сижу. К чему вся эта мишура?!” Но со временем он стал ценить хороший вкус касательно мебели и прочего и в конце концов по-настоящему заинтересовался. Думаю, брак с Джеки круто изменил его жизнь, привнес в нее удовольствия, о которых он раньше понятия не имел».

В Джорджтауне Кеннеди вели скорее неформальную светскую жизнь, ходили в кино, встречались с узким кругом друзей, устраивали ужины на восемь-двенадцать персон, когда Джеку удавалось выкроить свободный вечер. Оба они предпочитали дружеские разговоры, шутки и – по крайней мере, Джек – серьезные политические дискуссии в кругу друзей помпезным дипломатическим ужинам в Вашингтоне и закрытым клубным вечеринкам вроде Танцкласса – бала для избранных, который проходил трижды в год и на который мужчины допускались только при белых бабочках и во фраках, а дамы исключительно в вечерних туалетах. Билл Уолтон вспоминал, как однажды встретил там Джека: «Он явно был не в своей тарелке, поскольку не любил подобных увеселений», а что до танцев, то «он как бы расхаживал по залу, толкая перед собой партнершу. Большей же частью сидел на диване в углу и с кем-нибудь горячо что-то обсуждал». Нередко Кеннеди встречались с Бартлеттами; Джек любил играть с Чарли в триктрак, поскольку легко побеждал. Но прежде всего ему нравилось разговаривать с другом. «Джек вообще был мастер поговорить, – писал Уолтон, – любил играть словами, обожал пикировки: реплики так и летали в воздухе от собеседника к собеседнику, словно мячик для пинг-понга, пока кто-нибудь не промахивался. Джек блистал за домашними ужинами, тщательно отбирал гостей и сам играл первую скрипку – шутил, подначивал, смеялся». Лем Биллингс, который был, так сказать, постоянным гостем в доме Кеннеди, часто становился мишенью его шуточек.

Джону нравился и острый язык Бена Брэдли, который тогда работал политическим обозревателем в вашингтонском бюро Newsweek, а позднее в Washington Post, и его красавица-жена Тони Пинчот (они жили по соседству). Джон любил журналистов, не в пример Джеки, относившейся к ним с подозрением. Он наслаждался их остроумной находчивостью, грубоватой речью и ощущением, что он в курсе событий, к тому же он любил сплетни – политические, светские, сексуальные.