бы сказать тебе, что ты не должна ее больше спрашивать. Ты заставляешь ее чувствовать себя не в своей тарелке, будто она все это время была плохой матерью. Ее сейчас ожидают более трудные времена, чем ты, вероятно, себе представляешь, поэтому ей нужны от тебя безусловная любовь и поддержка. Я понимаю, что не вправе просить тебя об этом, но, пожалуйста, просто будь рядом с ней.

– Если вы так о ней беспокоитесь, почему бы вам самому ей не помочь?

– Потому что я не могу.

– Почему?

– Потому что уезжаю.

– Но ведь есть электронная почта, верно? И телефонные звонки.

– Нет ни электронной почты, ни телефонных звонков. С завтрашнего дня я никогда не буду говорить ни с ней, ни с тобой. Для нее я буду мертв и похоронен. Но я буду чувствовать себя лучше, зная, что ты готова ей помочь и не сердишься… Да, Джули, мои десять кварталов закончились. Это моя остановка.

Зеленый Человек хотел сказать что-то еще, но увидел, как в заднюю часть автобуса направилась няня с двумя сорванцами. Она тараторила по телефону на гаитянском креольском наречии, а дети колошматили друг друга пластмассовыми мечами. Он и Джули больше не были одни, а машина уже замедляла ход перед остановкой на углу между 91-й улицей и Риверсайд-парком.

Зеленый Человек поднялся с места и прошептал:

– Прощай, Джули, и благослови тебя Бог.

Увернувшись от пластмассового меча, он направился к двери и вышел на тротуар. Он стоял неподвижно, глядя на реку и Риверсайд-парк, и слушал, как отъезжает автобус.

– Эй, вы, подождите минуту! – раздалось за его спиной.

Обернувшись, он увидел Джули и автобус, уходящий по Риверсайд-драйв. Высокая, явно очень взволнованная девушка-подросток в джинсах и джинсовой куртке стояла в неловкой позе, свесив длинные руки по бокам.

– Вы не можете просто сказать мне все это и вот так уйти.

– Ты права, – признал он. – Я не собирался с тобой говорить, но не смог удержаться. Это было эгоистично и самонадеянно. Сожалею – мне не следовало этого делать.

– Но все равно сделали, – заметила она. – Так, может, наберетесь смелости и поведаете мне то, что действительно собирались сказать? – Она подошла чуть ближе. – Прежде чем вы умрете, отправитесь на край света, сотрете себя с лица земли или что там у вас на уме. – Ее голос немного смягчился. – Вы умираете?

– Нет, – сказал он. – Это не следовало воспринимать буквально.

– Я так и подумала, потому что вы выглядите здоровым. Но я работала волонтером в хосписе, и вы говорите так, как люди там иногда говорили о смерти. Так куда же вы направляетесь, что не сможете никому написать даже по электронной почте?

– В свой летний домик.

– И где же это?

– Я не могу тебе сказать.

Она засунула руки в карманы куртки.

– Вы всегда так раздражаете? Трудно поверить, что моя мать может с этим мириться.

Он не запомнил, кто из них первым двинулся с места, но вскоре они оба шли по тротуару под деревьями. Стоял прохладный, но приятный осенний вечер, и родители, возвратившись домой после долгих рабочих будней, отводили своих детей в парк, чтобы провести там драгоценные полчаса, пока еще не слишком стемнело.

Они достигли Памятника солдатам и матросам, и Зеленый Человек сел на мраморную скамейку. Поколебавшись, Джули уселась рядом.

– Я не собирался тебя раздражать, – сказал он.

– Но раздражаете.

– И я также не думаю, что нам стоит продолжать разговор.

– Но вы проследовали за мной на митинг, а затем в автобус, и теперь мы здесь. То, что вы мне сказали, не имеет никакого смысла. Почему вы не можете говорить нормально?

– Я бы хотел.

– Так вы способны на это?

– Да.

– Вы женаты?

Вопрос был неожиданным. Он кивнул.

– У вас есть дети?

– Да.

– Вы откровенно разговариваете со своими родными?

– Стараюсь.

– Вы говорите правду моей маме? Она должна доверять вам, если вы действительно такой старый друг и она привела вас в нашу квартиру.

– Да, я всегда говорил ей правду.

– Тогда попробуйте сказать мне. В автобусе, когда вы просили меня не задавать маме вопросов – какие вопросы вы имели в виду?

– Те, которые ты недавно ей задавала.

– Вы подразумеваете то, что, когда ей исполнилось тридцать лет, она так разочаровалась в мужчинах, что отправилась в клинику в Лос-Анджелесе для того, чтобы забеременеть? – взглянув на него, спросила Джули.

Он кивнул.

– От анонимного донора по имени Джеймс, о котором я ничего больше не знаю?

– Да, я имел в виду такого рода вопросы.

– Вы знаете о нем больше, чем я? – Ее голос дрогнул.

– Все, что я знаю, – как сильно Эллен тебя любит и что ты должна оставить эту тему и не давить на нее…

– Перестаньте! – крикнула Джули. – Когда мама впервые рассказала мне о Джеймсе, она плакала и была сильно взволнована. Она объяснила это тем, что солгала мне, и призналась, что ничего не знает о нем. – Она на мгновение замолчала, внимательно глядя на Зеленого Человека. – Но, может быть, она плакала из-за того, что только собиралась мне сообщить?

Джули всматривалась в его лицо, изучая линии его скул и лба. Когда она заговорила, это был едва слышный шепот, почему-то показавшийся ему слишком громким:

– Вы быстро бегаете?

– Что?

Она сидела совершенно неподвижно, застыв, словно не осмеливалась пошевелить даже пальцем, как будто тот мог сломаться.

– Вы быстро бегаете?

– Я бы не сказал…

– Я видела, как вы бежали рядом с автобусом, до того как вошли туда. Вы двигались очень быстро. Вам удалось обогнать нас.

Зеленому Человеку было почти больно смотреть на нее, но он не мог отвести взгляда.

– Наверно, я хорошо бегаю для своего возраста. Джули, мне нужно идти…

У нее задрожала нижняя губа, но, когда она заговорила, ее голос был тверд:

– Готова спорить, что в молодости вы бегали чрезвычайно быстро.

– Возможно.

Потом она спросила так тихо, словно вообще не спрашивала:

– Вы мой отец?

Повисло долгое молчание. Наконец, с нежностью и тщательно подбирая слова, Зеленый Человек заговорил:

– Твоя мать рассказала мне то же, что и тебе. Что забеременела от анонимного донора в клинике в Лос-Анджелесе, а она никогда не лгала мне…

– Это не ответ.

– Это единственный ответ, который я могу тебе дать.

– То есть если бы вы были моим отцом, то не сказали бы мне правду даже сейчас?

Он не смог ничего ответить.

Она сделала глубокий вдох и встала, уперев руки в бока и глядя на него сверху вниз. Ее голос звенел от гнева:

– Потому что, если вы и вправду