— Отпущу на все четыре, — пожал плечами Синдзя. — Пускай бегут. Настоящего сражения мы пока не видели, но все еще впереди. И тогда пусть у меня лучше будет двадцать бойцов, чем тридцать трусов, которые только и ждут повода показать пятки.

Генерал нахмурил брови, но все же кивнул. С волнолома сорвалась шумная орава чаек. Перекрикивая прибой, птицы сделали круг над кораблями и снова опустились на старое место.

— Конечно, с вашего разрешения, генерал, — добавил Синдзя.

— Я не против, — ответил Баласар, глянув на него исподлобья. — Ступайте к ним и скажите, что я никогда не поднимаю оружия на своих. Но когда они оставят меня и мое войско, своими они уже не будут. Когда снова попадутся мне на глаза, путь не ждут пощады.

Синдзя поскреб щетинистый подбородок и мысленно улыбнулся.

— Прослежу, чтобы до них дошло, генерал. Может, на кого и подействует. Но если вы кого-то подозреваете, считаете, кто-то настроен против, лучше уж сразу их прикончить. В таком деле, как ваше, предателям не место.

Баласар кивнул и откинулся на спинку кресла.

— Похоже, мы друг друга поняли.

— Давайте начистоту, — сказал Синдзя, развел руками, открыв ладони, а затем положил их на стол. — Я наемник. Судя по этим горам шелков и сундукам из кедра, у вас есть чем мне заплатить. Если я дал повод считать, что между нами не все гладко, лучше выясним прямо сейчас.

Баласар усмехнулся. Улыбка вышла теплая: хороший знак.

— Вы хоть когда-нибудь говорите намеками?

— Если мне за это платят. У меня был случай, когда один человек, нанявший меня, решил, что мне очень пойдет дыра в животе. Не хочу снова доводить до этого. Вы меня в чем-то подозреваете?

Они посмотрели друг другу в глаза.

— Да, — сказал Баласар, — подозреваю. Но вы не сделали ничего такого, за что вас хотелось бы повесить. По крайней мере, пока что. Поэт. Перед смертью он назвал вас, как близкого друга — Синдзя-кя.

— Жертвы часто обольщаются насчет родства с палачом, — ответил Синдзя, и у гальта хватило благородства, чтобы покраснеть. — Я понимаю ваше положение, генерал. Я долго жил в Хайеме. Вы моего прошлого не знаете, а если бы и знали, это бы вам не помогло. Я нарушал договоры, врать не стану. Но мне бы очень хотелось, чтобы мы относились друг к другу с должным профессиональным уважением.

Баласар вздохнул.

— Вы меня пристыдили.

— Не стану этим хвастать, если пообещаете, что не казните меня без особой нужды.

— Договорились. Ну, а ваши люди? Учтите, я сказал, что думал.

— Постараюсь им втолковать, — ответил Синдзя, сложил руки в жесте почтительного прощания и зашагал прочь, надеясь, что походка не выдаст слабости в коленях.

Не то чтобы его могли обвинить в толике здорового страха, но все же о гордости забывать не стоило. К тому же Синдзя готов был поклясться, что за ним кто-то следит. А потому он спокойно, никуда не сворачивая, шел по улицам мимо горящих домов и рыдающих жителей, пока не добрался до окраины города, где стоял его лагерь. Не у всех бандитов и вольных воинов Мати хватило духа грабить Нантани. Возле шатров собрались почти все, но Синдзя решил отложить разговор до позднего вечера.

Ночь была летняя, теплая, однако в лагере горели костры. Отсветы пламени алым золотом плясали на ткани шатров.

Воины молчали. Никто не пускался в хвастливое чванство, подобно гальтам. Правда, все было бы иначе, если бы у них за спиной горели серые дома Западных земель. Синдзя встал на импровизированный помост — доску, которую положили на стулья. Он хотел, чтобы его видел каждый. Воины, которых он послал посмотреть, нет ли кого поблизости, вернулись и приняли позы отрицания. Если генерал Джайс и приставил кого-то следить за ним, то его соглядатаи уже разошлись, а может, сидели среди его собственных воинов. Синдзя, как мог, постарался уберечься от первой напасти, а от второй защиты не было. Он поднял руки.

— С начала весны мы большей частью бродили по городам, — начал он. — Пришло лето, и вы увидели, что такое война. Я на такое не рассчитывал, это верно. Однако другой войны у нас нет. Благодарите богов, что оказались в ней на стороне сильного. И все-таки не думайте, что если все началось хорошо, это хорошо кончится. У нас впереди долгий путь.

Он вздохнул и переступил с ноги на ногу. Доска немного прогнулась под его весом. В костре треснуло полено, искры взметнулись вверх, будто огонь соглашался с его словами.

— Кто-то из вас уже сейчас подумывает, что неплохо было бы унести ноги. Не… Тихо! Захлопните рты! Не врите ни мне, ни себе. Многие из вас впервые узнали, чем пахнет битва. У кого-то в Нантани жили родственники и друзья. У меня, например. И все равно я хочу сказать вам одно: даже не думайте бежать. Сейчас наших друзей, гальтов, не остановить. Боги свидетели, ни в одном городе нет воинов, которым под силу с ними тягаться. Это правда. Но для любой армии есть кое-что похуже, чем другая армия. Мы стали частью несметного полчища. Посчитайте, их тысячи. Эти люди не могут везти с собой достаточно припасов и воды. Мы зависим от земель, через которые проходим. От предместий и городов. Дичи, на которую охотимся, деревьев и угля, которыми они топят свои печи на колесах. От воды, которую черпаем из рек.

— Если северные города решат уничтожить все съестное и сжечь деревья, так что нам придется тратить время на поиск припасов, если они отравят колодцы, чтобы мы не смогли отдалиться от рек, если они соберут небольшие отряды, чтобы распугать всю дичь и помешать нашей охоте, нас ожидают жестокие времена. Мы победили Нантани внезапностью. Второй раз это не повторится. Вот почему вы должны идти все вместе, со мной, и постараться это предотвратить. А кроме того, любого, кто покинет наши ряды, генерал Джайс изобьет, как дворнягу из предместья, и вспорет ему живот.

Синдзя помедлил и оглядел бесхитростные, полные отчаяния лица мальчиков, которых он увел из Мати. Он почувствовал себя старым. Такое с ним случалось редко, но сейчас годы навалились ему на плечи.

— В общем, не глупите! — сказал он и сошел с помоста.

Отряд ответил ему запоздалым и унылым гудением. Синдзя отмахнулся и направился к своему шатру. Над головой у него, там, где клочья дыма не заслоняли небо, поблескивали звезды. Повара готовили курятину с острым рисом. Синдзю жалили мошки, а кроме того, он с легким отвращением обнаружил, что Нантани оказался раем для клещей. Некоторое время он молча, сосредоточенно выдергивал насекомых из кожи и давил их ногтями. Близилась полночь, когда до лагеря долетел ревущий грохот. Потом наступила тишина. Купол все-таки рухнул.

Он задумался, кто из его воинов понял, что означает этот звук. Сколько из них догадались, что он дал им подробнейший план, как задержать гальтов, шаг за шагом. Сколько убегут и отправятся на север, думая, что всех перехитрили. И все-таки он выполнил поручение Джайса. Никто не мог бы с этим поспорить. Как знать, может, ему удастся вернуть доверие генерала хотя бы ненадолго. И, может быть, муж Киян придумает, как воспользоваться временем, которое Синдзя для них выиграл.