Если поддеть воду ногой или ладонью, подбросить ее вверх — он помнил с детства — получатся такие круглые, разного диаметра шарики жидкого хрусталя, они будут падать, а когда упадут, на миг вокруг каждого вырастет живая стеклянная корона, вырастет и тут же опадет, врастет обратно в воду, словно и не было ее… Он помнил, как в детстве они с сестрой любили вот так идти по кромке воды у большой реки, и маленькие полупрозрачные мальки, почти без внутренностей, но уже с глазами, прыскали в разные стороны, когда на них падала человеческая невесомая тень.

Минут через пять вода была уже по щиколотку — ощущая, как солнце припекает затылок, он чуть изменил направление и двинулся в сторону отмели, чей мягкий язык вытянулся косо по течению. Там, чуть дальше, была удобная пологая расселина, по которой можно было без особого труда вскарабкаться наверх… Черт, он не помнил ни расселины, ни ручья.

Правая нога провалилась по колено. Он поспешно перенес вес на левую, но и та вдруг начала проваливаться, как если бы песок, до того плотный и слежавшийся, вдруг стал жидким, словно песчаная пульпа, намытая земснарядом.

Правая нога уже ушла по бедро. Невесомая тень плясала впереди, будто так и надо. Ей-то что.

Сколько там этого песка? Где-то же должно быть твердое дно!

Тренированные мышцы сработали сами собой, без участия мозга — он резко откинулся назад, чувствуя, как врезаются в грудь ремни рюкзака, и повалился на спину и чуть на бок. Непромокаемый рюкзак почему-то вдруг стал очень тяжелым и прирос к спине, точно горб, и он этим горбом ударился о твердое. В рот и ноздри хлынула вода, она была очень холодная и горькая. Почему такая холодная? Он же только что пересек ручей, и ему вовсе не было холодно. С водой хлынул песок, набился в рот и царапал горло.

Он отчаянным усилием раскинул руки крестом — если бы не рюкзак, он бы, наверное, с головой ушел под воду, но тот же рюкзак мешал надежно укрепиться на твердом грунте, и он, кашляя и отплевываясь, царапая дно скрюченными пальцами, заерзал, подтягивая зад. Правую ногу удалось чуть вытянуть, зато левая ушла еще глубже. Он подтянулся, стараясь держать голову над водой, и завел левую руку чуть дальше, еще дальше, насколько мог. В ужасе ощущая, что песок под бедром продолжает расступаться, сделал рывок всем телом и, обдирая руки и спину о невесть откуда взявшиеся камни, выдернул себя из жадного песчаного рта.

Он сидел в ручье, вода доходила до горла, рюкзак плавал за спиной, точно рыбий пузырь, из носа лилась вода, сквозь пальцы босой ноги продавливался жирный ил, в ботинке другой хлюпало, ягодицы упирались в прекрасные твердые острые камни, и все было хорошо.

Он отер ладонью лицо и увидел, что ладонь розовая. Сначала он подумал, что кровища течет из носа, но потом понял, что просто ободрал ладонь. Ничего. До свадьбы заживет.

— Сволочи, — сказал он неизвестно кому и закашлялся, поднялся на слабые ноги и осторожно сделал шаг в сторону — вверх по течению.

И опять провалился по щиколотку. Той ногой, которая была обута.

— Нет, — вновь сказал он вслух, — так не пойдет.

На стремнине ручья, который вдруг оказался совсем не по колено, а по пояс, дно было вроде бы твердое, но стоило лишь попробовать продвинуться ближе к берегу, как оно опять стало подозрительно уступчивым.

Очень холодная вода.

Тень нагло прыгала впереди, и блики прыгали вокруг нее.

Вы чужак. Договор не подтвержден. Сколько вам идти до маячка? Двадцать каэм? По их лесу… Что ж, с богом.

Захар псих. Все на этой варианте психи. Как и на других, впрочем.

Он нагнулся и, не сводя глаз со ставшего вдруг очень далеким берега, нашарил на дне первый попавшийся камешек, вытащил его и раскрыл ладонь. Камешек был мокрый, серый и шершавый.

— Вот! — корчась от неловкости, сказал он в пустоту, полную шума ручья и равнодушного шелеста крон. — Вот! Такой вас устраивает? Это договор. Слышите? Договор!

Камешек был совершенным себе камешком — не нагревался, не охлаждался, не вибрировал и не издавал звуков.

Ног он уже не чувствовал. Особенно ту, которая босиком. Тем не менее он осторожно передвинул ее чуть вперед и вбок, и грунт здесь, в том месте, в которое он осторожно уперся сводом стопы, был твердым. Камешек он судорожно сжимал в кулаке, так, что острый край врезался в ладонь. Но на такой пустяк он не обращал внимания.

* * *

Он сидел на берегу, разложив куртку и рубаху на траве, тепло от потрескивающего костра ласкало исцарапанные ступни. Придется идти босиком, а это плохо. Как вообще река ухитрилась отобрать у него ботинок, тяжелый ладный ботинок на высокой шнуровке?

Он распечатал упаковку галет и на всякий случай жестянку с соком, потому что перестал доверять здешней воде.

Проверил рюкзак. Герметичность нарушилась, вещи чуть подмокли, но спальник изнутри был сухим, и образцы, собранные Захаром, тоже не пострадали. Он достал и развернул только спальник — раскладывать и сушить остальное содержимое не стал, чтобы, если что, быстро сняться с места. А что, собственно, «если что»? Ну да, ему придется ночевать не рядом с маячком, а километрах в пяти — ну и пусть, он успеет на рассвете. Сейчас, по темноте, да еще босиком, двигаться опасно.

Небо было сухое, чистое и звездное, черные кроны сосен мазали по нему, точно малярные кисти, закрашивая огромные пылающие звезды: мир, никогда не знавший светового загрязнения. Он узнал Большую Медведицу и на северо-востоке Пояс Ориона, но и других были сотни, тысячи, причем не белые, как он всегда думал, а разноцветные — чистые цветные костры, повисшие в пустоте. Млечный Путь был страшен — светлая река с водоворотами и островами, пересекающая небо. Древние, помещая на небо своих богов, знали, что делали, небо несколько тысяч лет назад было для них чем-то огромным, пугающим и торжественным, не то что для нынешнего горожанина. Мы убили своих богов, когда выключили небо, подумал он. Машинально перевел взгляд на хронометр: одиннадцать тридцать две, надо устраиваться на ночлег, чтобы, как только развиднеется, двинуться дальше, вот только гасить ли костер или…

Что-то сидело в мозгу холодной острой занозой.

Гасить ли костер… двинуться дальше, как только рассветет… взглянуть на хронометр…

Он вновь опустил взгляд к запястью.

Не может быть. Ведь пеленг не выключается. Это предусмотрено, там стопроцентная защита от всего. От удара, от попадания воды.

Определиться по расположению звезд? Но портал откроется ранним утром, звезды погаснут. Компас? Он, конечно, знал расположение колонии относительно портала и маяка, хотя магнитный полюс тут чуть сдвинут, это не важно (как бы он иначе туда вышел?). Но одно дело — найти поселение на полторы тысячи жителей у берега реки, другое — следуя из этого поселения, найти одну-единственную точку в лесной чаще. Ну что бы стоило техникам прицелиться получше? Нет, ерунда, точное наведение невозможно, и они целились наверняка, так, чтобы портал не открылся прямо в реке.