– Ты бы хотел жить за городом? – спросила Лавиния.

– Очень, – отозвался Хью, – когда состарюсь: симпатичный домик, очень уютный, с низкими потолками, розами у крыльца и тропинкой до парадных ворот. И гусями в пруду.

– И с соломенной крышей?

– Может быть. Не знаю. Разве в этой соломе никто не заводится? Что за хрень.

– А может, в торговом городке?

– Стану ли я жить в торговом городке? Давай подумаем. Мы говорим о пенсии? Хочу белоснежные волосы, трость, фетровую шляпу…

– Так ты же не хромаешь.

– Не хромаю. Просто хочу трость. А дом… дай-ка подумать. Большой квадратный особняк в георгианском стиле, с квадратным садиком, совсем простой, две лужайки и тропинка, маленькие совсем лужайки. Как думаешь, посадить вишневое дерево? Может быть. Ах да, и кот в окне, рыжий и полосатый, а сквозь перила забора просунуто объявление о церковном празднике. Чего это ты?

– Да так… – ответила Лавиния. – Думаю, мне не по силам было покупать эту чертову квартиру. Легко представляю себя живущей в ней и когда мне будет девяносто.

– Можешь переехать ко мне, в особняк. Не переживай, – отозвался Хью. – Все, мы на месте. Как тебе?

Он последовал лишь ему известным проверенным маршрутом и, болтая с сестрой, направил машину прямо в центр маленького торгового городка – Таунчестера, так, кажется. Тут же появилось подобие главной площади. На ней внезапно нарисовались какое-то общественное здание с вычурной башней, выкрашенная белой краской гостиница, а перед ней – пустая парковка. Лавиния сдалась. Мысли Хью двигались по привычной траектории, рисовали знакомые картины, и вдруг… Ты не успевал оглянуться, как все эти клише появлялись у тебя перед носом. Мир вел себя так, как было удобно Хью. Тогда как сама она могла пройти всю Оксфорд-стрит, бормоча: «Где-то тут должен быть туалет».

Становилось жарко. В обширном холле отеля царили полутьма и прохлада, на столике у двери красовалась ваза с белыми цветами, пол был вымощен потертой до блеска и потемневшей от времени каменной плиткой. В полной тишине Хью снял солнцезащитные очки и проследовал налево, в бар – чистое пространство: дерево и начищенная медь.

– Никого нет, – сообщил он.

– А вот меню, – услужливо подсказала Лавиния.

– Да, вроде все в порядке. Эй! Есть тут кто-нибудь?

Из-за стойки показался человек, вытиравший бокалы в буфетной. Он обозрел Хью и Лавинию: наверное, они выглядели симпатичной парочкой из Лондона. Хью в белой сорочке и светлых брюках, Лавиния в летней блузке без рукавов.

– Что вам угодно? – спросил бармен.

– У вас можно заказать обед? – спросил Хью.

– Надо думать… Сегодня тут почти пусто, но для вас что-нибудь соображу.

Они сделали заказ. Меню не баловало разнообразием, но, вероятно, здесь кормили лучше, чем в закусочной на заправке. Бармен утратил профессиональное спокойствие и сделался весьма разговорчив.

– Вы тут по делу или как?

– Да просто заехали, свернули с шоссе. Хотели передохнуть – знаете же, как это бывает.

– В каком смысле?

– Мы едем в Шеффилд. Из Лондона. По… шоссе?

– По М один, – вставила Лавиния.

– А, это, – сказал бармен. – Во времена моих мамы с папой из-за него тут был полный бардак. Никому от него пользы нет. Жизнь ускоряется и ускоряется.

– Я вас понимаю, – заверил Хью.

Лавиния хихикнула бы, но предпочла сидеть с торжественным видом, думая об обеде.

– Оттого-то тут так тихо, – сказал бармен. – Держимся только за счет бизнеса по субботам. И по вторникам, конечно.

– Сегодня воскресенье, – напомнил Хью.

Половина второго – а они единственные посетители.

– Ну, что поделать, бывает, – пожал плечами бармен.

Он прислонился к барной стойке, извлек из баночки из-под оливок зубочистку и принялся ковырять в коренном зубе. Теперь Лавиния недоумевала, почему заведение поначалу показалось им чистым, уютным и отдраенным. Манжеты барменовой рубахи были потрепанными, засаленными и с черными ободами по кромке. Когда он наклонился, чтобы поставить напитки, от его одежды пахнуло несвежестью. Интересно, кем были его родители во времена строительства шоссе. Он казался сыном отельеров, переживающих не лучшую пору.

– Пойду гляну, что там с лазаньями, – сообщил бармен. Но не тронулся с места. – У нас тут новый повар. Иные и пары месяцев не задерживаются. Этот из… как там бишь? Мама нашла. Вроде недорого берет.

– Ну, это же самое главное, так ведь?

– Раджеб его звать, – сказал бармен. – Славный парень. Пойду все же гляну.

На сей раз он ушел.

– Давай просто… – начал Хью, но так и не смог сформулировать.

– Мы не заплатили за напитки, – напомнила Лавиния.

– Ну, оставим пару фунтов и сбежим.

– Все будет хорошо! – смело заявила она. – Уверена, что ничего страшного. Помнишь те гостиницы, которые – ну, когда мы ездили отдыхать и…

– …останавливались перекусить, – подхватил Хью. – Я помню то чудесное место.

– Чудесные места, – поправила Лавиния. – Почему-то всегда попадались чудесные. Наверное, их уже нет или превратились в подобие вот этого.

– Папа выезжает в семь, мама возится с картой, пытаясь понять, что и куда. Нет-нет, они уже давно… нет. Очевидно, что нет.

– Нет, – подтвердила Лавиния.

Вернулся бармен с едой.

– Осторожно, – предупредил он, ставя тарелки на стол. От него снова пахнуло ношеной одеждой и утренним одеколоном. – Тарелки горячие. Раджеб умудрился… Ну, что поделать. У вас все есть? Приятного аппетита.

– Тарелки очень горячие, – сказала Лавиния. – Но вот лазанья…

– Не очень, – констатировал Хью. – Микроволновка. Сначала греется тарелка, а потом – если до этого дойдет – сама еда. Попросить Раджеба подогреть еще?

– Сойдет… К вопросу о том, что ты говорил. Тебе кто-нибудь сказал? Что папа хочет развестись с мамой?

– Я не обращаю внимания. Этого не случится. Думаю, самое важное – как там мама, на что всем остальным, кажется… Боже, поверить не могу. Мама в самом деле умирает. В самом деле! Нам следовало приехать сто лет назад… – Хью подсунул вилку под начатый кирпичик лазаньи, подцепил еще кусочек, приподнял брови, рассматривая его, потом подбросил и перевернул, точно блинчик. Лазанья тяжело плюхнулась на тарелку, слегка разбрызгавшись.

– Я думаю… Хью. Перестань. Я бы сказала – он просто хочет внимания. Сам знаешь, как ведет себя папа при скоплении народу. Он ведь не выносит бездействия. Мама умирает – а для него нет ничего хуже! То есть…

– Никому нет дела до него! – подхватил брат. – Ну конечно! Неожиданное заявление! Которое не оставишь без внимания! Цейтнот! Останется ли Хилари верен своему слову? Фокус внимания: человек принципа! Так и представляю себе.