Маскарады у итальянца Марескальки всегда были удачны, на них не требовали в конце вечера снять маски, а потому можно было оставаться инкогнито, что весьма ценилось любителями пощекотать нервы и теми, кому нужно поговорить, не будучи узнанными. Плотные маски, воркование, прикрывшись веером, горящие сквозь прорези глаза… веселье и таинственность, а все таинственное заманчиво…

Но не ради привлечения к себе внимания Тереза оделась необычно для себя, на сей раз ей нужно было остаться неузнанной.

Удалось, мало кто обратил внимание на обычное домино с зеленым бантом, взволнованно дефилирующее по залу. Дама не обращала внимания ни на кого из мужчин, явно не желая приглашения на танец. На маскараде не принято навязываться, если явно дают понять, что общества не ищут.

– Да что же это такое! – Тереза постаралась, чтобы никто не услышал ее взволнованный шепот, и тут же переложила веер в другую руку, потому что осознала, что закрывает локтем часть банта.

И вовремя: почти сразу заметила еще двух домино, входивших в зал. На сей раз это явно были мужчины, но у одного из них, того, что пониже, тоже прикреплен большой зеленый бант. Поняв, что ее заметили, Тереза замедлила движение, словно позволяя себя догнать. Так и произошло, поравнявшись с ней, домино с зеленым бантом отделилось от сопровождающего, и Тальен была протянута рука, которую дама приняла с удовольствием. Это был тот, кого она ждала и встречи с кем столько добивалась.

Два домино удалились в сторону, все так же стараясь не привлекать к себе внимания. Первый зеленый бант о чем-то горячо просил второй, даже умолял, но явно безрезультатно, тот, второй оставался непреклонен.

– Но почему?!

– Нет, мадам. Я уже изложил вам доводы и не намерен повторять еще и еще раз. Закончим этот разговор, и не преследуйте меня больше. Оревуар, мадам…

Глядя вслед удалявшемуся собеседнику, убедить которого ей не удалось, Тереза зло прошипела:

– Мерзавец!..

Дождавшись, пока домино с зеленым бантом скроется с глаз, она тоже поспешила прочь. По привычке едва не крикнула:

– Луи, карету!

Но вовремя вспомнила, что она инкогнито, а верный Луи остался дома. Прикрывшись веером, попросила швейцара найти экипаж, сунув ему в ладонь монету. Дала, видно, очень много, потому что тот бросился выполнять приказание со всех ног. И кучер фиакра, когда у дверей особняка были отданы деньги с вопросом: «Этого достаточно?», быстро закивал головой:

– Да, мадам, конечно.

Тереза мысленно обозвала его дураком, мог бы сказать, что мало, получил бы еще столько…

Но мадам Тальен не до глупого кучера, она забарабанила в дверь, чтобы открывали поскорей, на улице холодно, зима есть зима, а тонкое домино – плохая защита от пронизывающего зимнего ветра.

Открыли сразу, Луиза помогла переодеться и залезть в ванну, она словно чувствовала, что хозяйка вернется в расстроенных чувствах и замерзшей – горячая вода была наготове.

Сидя в ванне, Тереза планировала, как ей теперь поступить. Император на нее не просто наплевал, но и не посчитал достойным разговаривать. Наполеон не желал допускать ко двору ту, что когда-то помогла ему начать карьеру. Тереза возмущалась вполне справедливо, в те времена одного ее слова было достаточно, чтобы полковник Бонапарт так и остался полковником где-нибудь в далекой провинции.

Нищий кот в дырявых сапогах, как называли они с Жозефиной Бонапарта, мог получить назначение в ничего не значащее место, там жениться на толстой дурочке и остаться со всеми своими амбициями и гениальностью никем. А мог и попасть в тюрьму, что тоже не было редкостью. Баррас не единожды жалел, что пошел на поводу у Терезы и приблизил этого нищего полковника.

Нет, мадам Тальен не намеревалась становиться фавориткой императора или вообще как-то примазываться к нему, но зачем категорически запрещать Жозефине с ней встречаться?

И вот теперь она унизилась до просьб и даже мольбы, а Наполеон остался непреклонен:

– Нет и нет! Я не позволяю вам не только бывать при дворе, но и приближаться к своей супруге!

Ах, так?! Ну, вы, Ваше величество, не знаете женщин!

Тереза порадовалась, что сдержалась и ничего не рассказала о тайне, которую узнала недавно, – о женщине, что муж Каролины Мюрат частенько возит в Тюильри. Горничная этой женщины, когда-то служившая у самой Терезы, проболталась, что теперь служит у мадам Мюрат. Тальен нюхом почувствовала, что здесь что-то кроется, и щедро заплатила горничной, чтобы иметь достоверные сведения обо всем.

Она была права, выслеживая…

В первый же день, когда стало ясно, что красотка пришлась Наполеону по душе, вернее, по телу, Каролина решительно поговорила с мужем, тот принял свои меры.

Элеонора ради чистоты эксперимента жила в доме у Каролины, купаясь в роскоши и удовольствиях. Не избалованной богатством девушке очень понравилась возможность есть вдоволь, спать сколько угодно, а по ночам еще и ездить на свидания к императору. Чем не жизнь?

После очередного свидания хозяин дома не просто проводил ее в отведенную комнату, а остался там на некоторое время, за которое красавица успела прийти к выводу, что один любовник хорошо, а два даже лучше.

– Если скажешь кому-нибудь хоть слово – выгоню на улицу.

Элеонора только открыла рот, чтобы пообещать пожаловаться императору, как Мюрат продолжил:

– А Наполеону скажу, что ты смеялась над ним вместе со своим любовником, тайно проникшим к тебе ночью.

Элеонора только на всякий случай поинтересовалась:

– А вы не скажете ему?

– О том, что было сейчас? Нет.

Двойные свидания продолжались до тех пор, пока не стало ясно, что чьими-то стараниями – Наполеона или Мюрата – молодая женщина забеременела. Теперь ее просто откармливали до рождения ребенка.

Сопоставив все полученные от своей шпионки сведения, Тереза поняла, что за афера замышляется, и решила, что должна открыть глаза если не самому Наполеону, то уж Жозефине обязательно.

В декабре гражданка Элеонора Денюэль родила сына «от неизвестного отца», как было записано в метрическом свидетельстве.

Больше Наполеону она не была нужна, как, собственно, и этот сын. Рождение этого ребенка просто убедило его в собственной состоятельности.

Общение с Наполеоном не удалось, император не пожелал вспоминать свою бывшую благодетельницу. Тогда Тальен решила, что раскроет глаза императрице.

Выждав, пока Наполеон отправится в очередной поход, она направила свои стопы к подруге.

Жозефина взволнованно мерила шагами свой будуар. Горничная не могла понять, чем же так взволнована хозяйка, императора в Париже не было, он воевал далеко на востоке, каких-то встреч тоже. Приезжала только мадам Тальен… Возможно, встреча со старой приятельницей взволновала императрицу? Конечно, конечно! Наверное, вспомнили молодость, прежние дни, когда… Жаннетта могла тихонько похихикать, она много наслышана о вольностях, которые позволяли себе эти две дамы раньше. Теперь императрица не может, да и мадам Тальен тоже остепенилась, шестеро детей не так мало, чтобы не чувствовать себя матроной.