потоком, да и мутная сама, пусть пока муть едва ощущалась. Ирграм не удержался и потянул её к себе. Осторожно так…

Муть всколыхнулась.

Закружилась.

И Карраго замер.

— Что…

Поток силы устремился к Ирграму. Сквозь него. Через кровь, эту кровь наполняя и заставляя бежать быстрее. Он сглотнул кисловатую слюну.

— Что ты… — Карраго попытался отпрянуть, но такие тонкие нечеловеческие пальцы Ирграма крепко обхватили запястье. И притянули ослабевшего мага к себе.

— Тише, — произнес Ирграм мягко, укладывая тело на мох. И сам опустился рядом. — Тише…

Он закрыл глаза, сосредотачиваясь на ощущениях. Прямо как учили. Вот сила, прозрачный легкий поток, который все же неприятен. А вот крупицы тьмы, даже не крупицы — хлопья, которые летят в этом потоке, чтобы приклеиться… к крови Ирграма?

Его силе?

Сути.

Он облизнул клыки. И потянул больше. Правда, подумав, взял мага за вторую руку, замыкая круг.

Поток силы Ирграм направил. Ввысь, к сердцу, потом через легочное древо и в хитросплетения кровеносных сосудов, позволяя ей дробиться по древу капилляр. А потом, собрав, связав нити потоков воедино, Ирграм отправил силу по нисходящей линии обратно к магу.

Эксперимент? Пусть будет эксперимент.

И даже с участием Ирграма.

Все, как хотел Карраго.

Глава 27

Глава 27

Винченцо

Ирграм вернулся. В одной руке он держал мешок, сотворенный из куртки Карраго, во второй — охапку тонких стебельков. На плече его висел сам маг, которого Ирграм стряхнул на землю.

— Что с ним? — в глазах Миары мелькнула тень интереса.

— Голова закружилась, — Ирграм положил куртку рядом. — В обморок упал. Переутомился. Наверное. Чеснок вот. И другое.

— Чеснок? И дикая морковь… её порой путают с вехом ядовитым, у них и запах немного похож.

Содержимое куртки заинтересовало Миару куда сильнее Карраго. А вот Винченцо к магу подошел. Обморок? Как бы не так… возраст возрастом, но не настолько же Карраго ослаб. Напротив, выглядел он весьма бодрым.

Тут же…

Чуть бледноват, но дышит ровно, сердце тоже бьется спокойно, и похоже, что маг спит. Но нет, это не сон, а действительно обморок, причем глубокий. И силовой каркас нестабилен, словно он взял вдруг да и выплеснул всю силу до капли, даже больше. Правда, Карраго восстанавливался и стремительно, что было хорошо.

— Он будет зол? — Миара перебирала травки, откладывая нужные в сторону.

Пара мгновений, и в котел полетело что-то.

— Будет. Наверное. Сам хотел эксперимент…

— Это да… что ж, ты, главное, на глаза не показывайся, а там как-нибудь, — она сунула чеснок Ирграму. — Помыть бы надо. Я не привыкла есть похлебку с землей. И морковь возьми.

— Больной ты мне нравилась больше, — проворчал тот.

— А ты прежде не впечатлял совершенно. Сейчас вот другое дело. Сейчас ты просто-таки необычайный интерес вызываешь.

— Тоже хочешь в эксперименте поучаствовать?

Раньше Ирграм в жизни не осмелился бы спорить.

— Почему бы и нет, — оскалилась Миара. — Эксперименты двигают науку… путь познания, что там еще?

А сейчас… он вдруг припал к земле, сжался, явно готовый ударить. И не боящийся удара. Винченцо ощутил исходящую от нежити… ненависть? Нет, скорее жажду. Желание дотянуться до этого, уже не белого, покрытого потом и грязью, горла. Сдавить его, при том вглядываясь в глаза, выискивая в них… что-то важное, конечно, иначе зачем?

— Хватит, — жестко оборвал их Винченцо и поднялся.

Он не был уверен, что справится с этой тварью, не убивая. А Миара поджала губы.

— Мы просто беседуем…

— Надеюсь, о том, как будем завтра на тот берег перебираться? — Дикарь нес длинный прут, с которого свисала пара рыбин. Каждая — длиною с локоть. Массивные тела, покрытые мелкой чешуей, и огромные, в треть тела, головы.

— Именно об этом, — очаровательно улыбнулась Миара, стряхивая руки. — И о том, кому морковку мыть.

— А у нас есть морковка?

Рыбины легли на землю.

К счастью, выпотрошили их еще там, на берегу.

— Есть. И морковка, и чеснок… дикие, но тоже неплохо. Спасибо нашему дорогому Ирграму…

— А с этим что? — от Дикаря не укрылось состояние Карраго, который так и лежал, скукожившись и нелепо высунув руку.

Винченцо надеялся, что маг оклемается. Или что хотя бы мозговой удар его не хватит, а коль хватит, то сразу. Добивать раненых ему никогда не нравилось, но теперь как-то вот особенно, что ли?

— Обморок, — ответила Миара. — От переутомления… надо водичкой полить.

— Кстати, водички стало больше, — юный барон умудрился стать грязнее, чем был прежде, хотя Винченцо искренне полагал, что это уже невозможно. — Мутная только. Зато рыбы в ней! Плюхается. Кое-где.

И это тоже странно. Там ведь температура такая, что вода испарилась. И всякая нормальная рыба должна была, если не сгореть до костей, то всяко издохнуть.

А она плюхается.

— Мы вот, добыли, — Джер указал на рыбин.

— Молодцы какие, — неискренне похвалила Миара. — Только жарить сами будете.

И встала.

Руки отерла.

— А я… пойду умоюсь.

И удалилась к реке.

Винченцо вздохнул и направился следом. Все же… пусть здесь тихо и даже почти мирно, но отпускать её одну — неразумно. Приближаться он не станет.

Так, постоит неподалеку.

Посмотрит.

Как раньше… совсем как раньше.

Миара шла вдоль берега, то и дело останавливаясь. Порой она наклонялась, глядела в воду, выискивая нечто, лишь ей понятное. Пару раз вставала на корточки, перебирая прибрежную траву, потом поднималась и шла дальше.

— Выходи, — сказала она, оказавшись перед рощицей железных деревьев. Эти, выросшие какими-то несуразно тонкими тесно переплелись друг с другом ветвями, образуя один большой, расползшийся ствол.

— Давно заметила?

— Сразу, — она оперлась на ближайшее деревце. — Просто… надо было успокоиться.

— Что произошло?

— Сама не знаю… это… ненормально. Я вдруг захотела убить его.

— Ирграма?

— И его тоже. Карраго… всех. А потом стало себя жалко. До слез. И если желание убить понятно… это со всеми бывает, то с чего мне себя жалеть?

— Не с чего?

— Не знаю.

— Ты молода… красива. Одарена. Ты могла бы и вправду неплохо устроиться, — Винченцо подошел и опустился на траву. Отсюда не было видно пятно, но вода по реке ползла грязная и мутная. Впрочем, плевать на воду. — И не говори, что не справилась бы с Теоном или Алефом… справилась бы. Стравила бы их друг с другом, а потом управляла бы победителем.

— Какой хороший план, — пробормотала Миара. — И почему мне это раньше в голову не пришло…

— Может, решила, что слишком это…

— Утомительно? Постоянно интриговать… управлять… следить, чтобы не оттеснили, не… перехватили такую зыбкую власть? — она вздохнула. — Это и вправду утомительно.

— А теперь ты усталая, чумазая…

— Страшная?

— И это тоже.

— Стою не понятно где, пялюсь на грязную реку и даже убить некого, чтобы нервы успокоить.

— Можно убить Карраго.

— Во-первых, не факт, что он еще не в себе и позволит. Во-вторых… он полезен.

— Неужели⁈

— Он много знает. Даже не так. Он очень много знает. И учит так… раньше он не давал себе труда быть внимательным. Объяснять? Ни к чему. А вот наказать за то, что отвлеклась или недопоняла. Или… — её кулачки сжались. — Нет уж… я пока буду его использовать.

— А потом?

— А потом посмотрим. Но это все равно не объясняет моего желания поплакать.

— Может… просто нервы?

— У меня? — на Винченцо посмотрели с удивлением.

— Почему нет? Ты же все-таки человек. А у людей есть нервы. Тебе ли, как целителю, не знать…

— Знаю… и меня, как будущего целителя, долго и старательно избавляли от излишней чувствительности. И… нет, это не нервы. Это… это шепот. Я пыталась рисовать знаки, как он советовал.

Миара с раздражением сорвала травинку, смяла её и выбросила.

— Только не помогло. И не понятно… то зовут куда-то. То будто смеются. Надо мной. Представляешь?

— Нет.

— Иногда его почти и не слышно. Точнее чаще всего и не слышно. Я даже начинаю думать, что все уже, он исчез, этот шепот, хотя знаю наверняка, что не исчез, что… он со мной. Сводит с ума. А если уже? Если я…

— Тогда мне придется тебя убить.

— Из тебя тоже излишнюю чувствительность вытравливали, — печально произнесла Миара. — Ты говоришь так… спокойно.

— Могу слезу уронить. Но ты же не поверишь.

— Нет. Не надо… слез не надо. Я еще не настолько свихнулась, чтобы и вправду кого-нибудь убить. Но шепот… он такой настойчивый. Как будто кто-то ходит за мной и бубнит, бубнит… во снах особенно.

— Сядь, — попросил Винченцо.

— Зачем?

— Просто, — он похлопал рядом. — Там… в том мире, куда я попал, я понимал эту малышку.