Голос у Марии был особенный — чуть надменный, завораживающий, внушающий надежду нижестоящим. Хелье решил сказать правду.

— Я прибыл по поручению.

— Вот как?

— Конунг Олоф поручил мне посетить сперва Ярислифа, а затем Вальдемара.

— Ты служишь Олофу?

— Нет. Я согласился выполнить поручение просто так. Из уважения к конунгу и из сочувствия к его дочери.

— Поручение секретное?

— И да, и нет.

— А мне ты можешь сказать, что за поручение?

— Это тайна.

— Обещаю не выдавать.

Хелье улыбнулся.

— Моему слову можно верить. Что ты так смотришь? Что ж мне, поклясться, что ли?

— Нет, — сказал Хелье. — Я не люблю клятв. В клятвах есть что-то ханжеское. Поручение я выполнил лишь наполовину. Вторую половину я, быть может, еще выполню. Для этого мне надо встретиться с Вальдемаром.

— Я могла бы это устроить.

— Я это знаю, княжна.

— Но для этого мне надо знать, что это все-таки за поручение.

— Вовсе нет, — сказал Хелье.

— Как так — нет?

— Так — нет.

— Не понимаю.

— Чтобы Вальдемар меня принял, достаточно твоего слова. Или грамоты, тобою подписанной. Суть поручения значения не имеет.

Княжна рассмеялась тихо.

— Ты мне все-таки расскажи, — попросила она.

— Нет.

— Важное что-то? Тайна великая?

— Ничего особенно важного, но все равно не скажу. Не хочу обременять тебя, княжна, лишними знаниями.

Мария нахмурилась.

— Ну хорошо. Помимо поручения, никаких дел у тебя в Киеве нет?

— Не только в Киеве. Вообще нигде. Я совершенно свободен.

— И весь к моим услугам?

Хелье приподнялся.

— Э, нет, сиди, сиди, — возмутилась Мария. — Не забывайся. Я тебе не деревенская девка, не скогда уличная. Наглец.

Хелье покраснел, сел на лавицу, и отвел глаза. Как все сложно, какие здесь запутанные отношения между людьми.

— Где ты остановился в Киеве?

— В доме купца из межей.

— Как зовут купца?

Хелье чуть помедлил.

— Авраам.

— Вот как?

— Да. А что?

— Авраам человек известный. Он далеко не всех к себе в дом приглашает, тем более на ночлег.

— Я с другом к нему попал. Друг мой знает Авраама давно.

— А как зовут друга?

— Не скажу.

— Почему?

— Откуда мне знать, княжна, может друг мой не хочет, чтобы ты о нем знала. Вот спрошу у него разрешения, тогда и…

— Скрытный ты какой. Мне кажется, я тебя где-то видела раньше.

— Это так и есть.

— Ну да? Где же?

Хелье помолчал, прикидывая, стоит ли такое говорить. И решил, что стоит. Это была его личная тайна, и он имел полное право ее открыть.

— Три года назад в Хардангер-Фьорде.

— В Хардангер-Фьорде? Постой, постой…

— С тобой было несколько сопровождающих. Ты зашла в церковь во время службы. Ты забыла слова молитвы. Я подал тебе молитвенник, и ты погладила меня по голове.

После чего, подумал он мрачно, я нашел, что Матильда очень похожа на киевскую княжну, и влюбился. Нисколько не похожа. Вообще ничего похожего. Матильда — дура веснушчатая, много о себе мнит. Пусть живет со своим греком, растит ему греческих детей. Не до нее сейчас.

— Не помню, — сказала Мария, подумав. — Впрочем, это все равно. Хочешь ли ты послужить мне, Хелье?

— Послужить?

— Поступить ко мне на службу.

— А что я должен буду делать? Что за служба?

Улыбка Марии из домашней превратилась в светскую.

— Не хуже других служб, — сказала она по-славянски, и затем снова перешла на шведский. — Есть правители явные, такие, как конунги Олаф и Ярислиф, или отец мой Вальдемар. А есть правители и правительницы тайные, о власти которых не знают и не говорят.

— Но догадываются и сплетничают, — добавил Хелье.

— Нет уж, насмешливость тебе придется оставить, — заверила его ледяным тоном Мария, как по щеке хлестнула.

Возникла пауза. Хелье отвел глаза.

…Или отец мой Вальдемар. Вальдемар? Позволь, то есть как? Это — дочь Владимира? Мария… Как же это… э… Добронега! вот я дурак неотесанный, подумал он с отчаянием. Вперся к ней в светелку. Ничего себе! Как я посмел. Но, вроде, ничего. Вроде, она не сердится. Добронега. Легендарная Добронега. Та самая. Он знал и слышал разное. Но ни разу ему не пришло в голову за все это время, что поразившая его тогда в Сигтуне киевская княжна как раз и есть Добронега.

Он вдруг почувствовал неодолимую усталость. День выдался трудный.

— Подданые мои не слишком многочисленны, но влиятельны и вездесущи, — веско сообщила Мария. — Я предлагаю тебе, Хелье, не просто службу, но и расположение мое. А это многого стоит. Многие за такое предложение полжизни отдали бы с радостью великой.

Хелье промолчал. Правый глаз у него начал закрываться сам собой. Он потер его кулаком.

— Что же я должен буду делать, все-таки? — спросил он. Можно было выразиться изящнее и вежливее, но голова отказывалась соображать.

Притворяется, подумала Мария. На самом деле он не глупый. Из него может выйти толк. А может и нет.

— Ты должен будешь выполнять мои поручения.

— В обмен на что? — спросил Хелье, поддерживая разговор.

Мария улыбнулась — теплее, чем раньше.

— Совсем другое дело, — одобрила она. — Не вдруг, но постепенно, если ты будешь доказывать раз от раза свою преданность мне, выпадут тебе, Хелье, и награды, и почести. И земли и слуги.

Теперь у Хелье начал закрываться левый глаз. Плохо дело, подумал он, надавливая на веко двумя пальцами.

— А на большее, стало быть, рассчитывать не приходится, — сказал он, с натугой подавляя зевок.

— Большее? Что ты имеешь в виду?

Хелье тряхнул головой. В голове от этого яснее не стало.

— Ты знаешь, княжна, что я имею в виду, — произнес он с задержками, зевая. — Если б не знала, не куталась бы так в покрывало…

Мария покраснела, но в тусклом свете одинокой свечи сонные глаза Хелье этого не заметили.

Помолчали.

— Прости меня, княжна. Я очень дерзок, но это потому, что я соображаю плохо. Устал.