— Волк!

Я уже на полпути к возвышению, когда окрик заставляет меня обернуться.

— Скажи ей, — бормочет мужчина, — что это мой прощальный подарок. Я сделал все, что мог.

Он глубоко режет ладонь, его кровь струится по короткому клинку — и через мгновение огнекровный без колебаний всаживает оружие в грудь лежащего на земле Альгира. Капитан едва ли уже осознает, что происходит. Его тело необратимо меняется: тьма рвет кожу и растекается в стороны, а через секунду из ран вырывается самое настоящее пламя. Оно окутывает обоих мужчин золотистым коконом, превращается в самые настоящие цепи, а мрак беснуется и пузырится, исходит едким дымом, от которого слезятся глаза и кружится голова.

Огненные цепи проносятся мимо меня и оплетают оба кристалла, наполняя их охряными всполохами и оранжевыми волнами чистой силы.

И все замирает.

Тишина падает на зал — и она настолько оглушительна, что я слышу, как в висках пульсирует кровь.

Посреди комнаты остается золотисто-огненный пузырь, в котором едва угадываются силуэты двух человек, а у возвышения слабо поблескивают кристаллы, где, скрутившись в клубок, как маленькие дети, застыли мужчина и женщина.

— Нанна, — выдыхаю я и бросаюсь к постаменту.

— Никогда такой магии не видел, — бормочет Фолки и осматривает кокон в центре зала. — Это просто невероятно. Изумительно! Как ты говоришь, звали этого мага?

— Имран, — отвечаю я и касаюсь кулона на шее, мягко поглаживая гладкую поверхность пальцами. — Он помог мне бежать из дворца.

Глаза щиплет от слез, и я не могу сдержать чувств. Они разрывают мою душу на части — и что-то ломается во мне, выплескиваясь рвущимися наружу рыданиями.

Первое пробуждение после того странного зелья Альгира — самое болезненное. Я помню только теплые руки Халлтора и невыносимое облегчение, текущие по щекам слезы и поцелуи мужчины, шепчущего снова и снова, что он заберет меня отсюда, обязательно заберет и мы уйдем далеко-далеко, где никто не станет искать. Что я в безопасности, что больше никогда Альгир не сможет навредить мне.

Не сможет навредить мне…

Эти слова отрезвляют, в голове всплывает мысль, что родители погибнут, если с капитаном что-то случится, но слишком поздно.

Трагедия происходит без моего участия, без возможности предотвратить ее, предупредить, остановить или хоть что-то исправить.

И, сама того не понимая, я закрываюсь в себе. Наглухо.

Я избегаю волка, хотя головой осознаю, что он как раз не виноват — но разве могу я собственному сердцу это объяснить? Разве может измученная душа понять и принять то, что мама и папа, скорее всего, больше никогда не вернутся? Это отвратительное тянущее чувство в груди, эта горькая тошнотворная тоска не позволяет подпустить Халлтора слишком близко.

И он принимает это.

Без слов, как будто бы и сам понимает, почему все именно так, — и от этого становится только хуже нам обоим.

Через день в замок прибывает Фолки и еще один из братьев Халлтора — Скальд, но все вокруг зовут его не иначе как Филин.

Боевой маг, преподаватель боевой и защитной магии в академии острова Дрека. Звучит внушительно и в чем-то зловеще, особенно когда не имеешь никакого отношения к всяким магическим штукам.

Они с Фолки пытаются разобраться в чарах Имрана, что оказывается не так уж и просто. Огнекровный замкнул заклятье господина на себя. Его сердце, заточенное в коконе вместе с Альгиром, поддерживает жизнь моих родителей, но как долго это может продолжаться — никто не скажет.

Финальный подарок.

Последний и единственный шанс спасти матушку и отца, но…

Возможно ли это? И справятся ли с этой задачей Фолки и Филин? Завтра они с помощью портала перенесут родителей и Имрана в наше поместье. На первое время.

Никто об этом не говорит, но все читается на лицах и в жестах. Все ждут гнева правителя. Новость о смерти Альгира, рано или поздно, дойдет до его ушей, и тогда на братьев могут открыть охоту. Решить, что проклятые принцы собираются вернуть себе власть и уничтожить капитанов-регентов, а это грозит грандиозными проблемами тем, кто живет самой обычной жизнью.

Такие как Филин или Медведь — обычные люди.

Проклятье, Медведь вот-вот должен жениться на своей суженой, а тут…

Все летит кувырком.

И мир постепенно раскачивается. Где-то там, в центре мироздания, медленно начинают вращаться шестеренки, которые я не в силах остановить. Никто не в силах.

Чувство вины подкатывает к горлу, и его горечь невозможно перебить — оно душит меня, отравляет кровь и течет по венам медленным ядом. Хочется выть и рвать волосы на голове, биться в истерике и просить прощения у всех, кто оказался втянут в этот кошмар.

Если бы я не сбежала, то ничего бы этого не случилось! Если бы осталась…

Но разумом я понимаю, как глупо об этом думать.

Спасти собственную жизнь — естественный порыв для любого человека. Это инстинкт, от него никуда не деться.

Если бы я не сбежала, то умерла бы. И терзаться из-за этого бессмысленно. Нельзя знать заранее, как повернет дорога, как все сложится. Мы не боги, чтобы четко предвидеть будущее.

Я чувствую, как Фолки обнимает меня за плечи и что-то говорит. Из-за слез закладывает уши, и мне приходится несколько раз глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться.

— Ну, чего ты расклеилась, принцесса? Мы обязательно что-нибудь придумаем.

— Скажи мне честно, — всхлипнув, я поднимаю голову, чтобы заглянуть магу в глаза. — Есть хоть какая-то надежда…

Фолки треплет меня по волосам и прижимает к груди, как маленького ребенка.

— Надежда всегда есть, Нанна. Ты сама это знаешь. В твоем особняке будет поспокойнее, а еще через несколько дней мы перенесем твою семью в убежище Филина на Дреку. Никто о нем не знает, там мы сможем работать без посторонних глаз и лишних ушей. Вот посмотришь, все наладится.

Я отстраняюсь и пытаюсь улыбнуться. Слова мага меня немного успокаивают, но внутри все равно ворочается холодный колючий комок страха.

— Когда ты в последний раз ела, Нанна?

Вопрос Фолки застает меня врасплох. И правда — когда? Халлтор всегда внимателен и не дает мне забывать о еде, но иногда я не могу проглотить ни единой крошки. Кормить меня силой волк не решается, но очень скоро и его терпению может прийти конец.

Я ела сегодня? Я не могу вспомнить…

Неуверенно качаю головой, а Фолки только тяжело вздыхает и поворачивается к кристаллам. Смотрит на них так пристально, будто одной только силой мысли способен разгадать тайну странных и могущественных чар.

— Я скажу тебе сейчас отвратительную вещь, принцесса, — говорит он, а я обхватываю себя руками, пытаясь унять нервную дрожь. — Ты за такое можешь потом даже меня ударить, я разрешаю.