— А как же волк? — лепечу я. — Виго?

— Поверь, мой отец так бы и сделал! — не терпящим возражений тоном отрезает девочка. — Мы не можем от них защититься, у нас нет подходящего оружия!

Корабль медленно поднимается и резко поворачивается, подчиняясь своему маленькому капитану, а Илва обматывает пояс веревкой и перемахивает через перила с такой легкостью, словно делает такие трюки каждый день. Упираясь ногами в бок корпуса, она протягивает руку, чтобы помочь Фолки забраться на палубу.

Еще немного, нужно только аккуратно провести корабль возле него…

Хрясь!

Чернота остервенело бьется об барьер, верещит и воет раненым зверем, а среди этого безумия стоит Альгир и смотрит так, будто все это давно предсказано и я только оттягиваю неизбежный финал.

Финал, в котором я — еще один трофей в его коллекции и моя кожа растянута в стороны тонкими нитками, обнажая пустое нутро.

Корабль накрывает тень, и я вскидываю голову, чтобы в следующую секунду броситься в сторону и закричать на пределе сил:

— Мерай, вправо!

Девочка слышит слишком поздно — и густая зловонная тьма прорывается через трещину в верхней части защитного купола и оплетает парусник тугими лентами. Сдавливает до треска досок, скручивает и, чуть приподняв, со всей силы прикладывает об песок.

Опора пропадает из-под ног, а я давлюсь криком, лечу навстречу земле и сжимаюсь изо всех сил, в отчаянной попытке не свернуть себе шею и не сломать позвоночник.

От удара воздух со свистом вылетает из легких, а я с трудом открываю глаза, чтобы упереться взглядом в вершину защитного барьера. Вниз падает настоящий дождь из золотистых сверкающих обломков, а небо неуклонно темнеет, затянутое густой противоестественной чернотой.

Что-то нависает сверху. Знакомое и темное, пугающее. Смыкает крепкие пальцы на моем горле и тянет вверх — неумолимо и жестко, до острой боли в затылке — будто собирается отделить голову от тела одним движением руки.

По щекам текут слезы, обжигая солью разбитые губы, а кто-то тихо хмыкает у самого уха, посылая по позвоночнику волны отвращения и дрожи.

— Я же просил, Нанна, — шепчет Альгир. — Я бы мог сохранить им жизнь, мог бы отпустить, но ты сама предпочла все испортить. И теперь их кровь, вся их боль будут на твоей совести, твои руки будут обагрены их страданиями по самые локти. Понимаешь? Посмотри, дорогая. Смотри внимательно.

Он поворачивается, крепко удерживая меня, прижимает спиной к своей груди и замирает, поглаживая пальцем мою щеку. Это какая-то странная, отвратительная ласка, и она совсем не похожа на прикосновения волка. От любого касания Халлтора кожа горит, а мерзкие поглаживания Альгира вызывают только озноб и холодный пот. Содрогаюсь от отвращения и дергаюсь, но острая боль меня отрезвляет.

В бок упирается тонкое лезвие кинжала. Еще одно движение — и сталь войдет под ребра.

Приоткрываю глаза, кричу, что есть сил, и сама насаживаюсь на клинок, но даже не чувствую боли.

Фолки лежит на песке, лицом вниз, а рядом с ним, раскинув руки, застыла Илва, устремив остекленевший взгляд в небо. На ее груди расплывается кровавое пятно.

В стороне стоит кто-то еще. У самого корабля я вижу высокого мужчину. Незнакомец поворачивается, откидывает назад густые смоляные волосы и смотрит на Альгира с каким-то затаенным ликованием. Половина его лица обезображена, но не ожогами или шрамами: туго натянутая кожа разошлась в стороны, обнажая костные наросты, изогнутые назад, и острые звериные зубы.

Будто под личиной обычного человека прячется самое настоящее чудовище. Стоит только незнакомцу склониться над лежащей на песке Мерай, я замечаю, что и его рука тоже обезображена. И это не рука даже, а когтистая лапа, способная снести голову одним точным ударом.

Наполовину человек, наполовину… что-то другое.

Безумие накатывает неожиданно, распирает меня изнутри горькой клокочущей яростью, и я изворачиваюсь в хватке капитана как змея, цепляюсь одеревеневшими пальцами за его руку и рву запястье в клочья, сгибаю ногу в колене и бью назад, изо всех сил, какие только остались.

Победно ухмыляюсь, услышав тихое “ох”, и падаю на землю, когда хватка на шее слабеет.

Срываю с пояса клинок и бросаюсь на врага, застывшего над беспомощной Мерай. В голове набатом колотится только одна мысль: выиграть время! Если я смогу отвлечь их, то Халлтор и Виго обязательно…

Клинок гудит, рассекая загустевший воздух.

И врезается в ладонь незнакомца, подставленную под удар.

Запястья моментально немеют, а лезвие, зажатое в кулаке чудовища, трескается, как стекло, и разлетается колючими осколками.

Один хлесткий тяжелый удар по лицу — и я отлетаю в сторону, как кукла и, проехавшись несколько ярдов по песку, замираю у ног Альгира, не в силах пошевелиться. Только упираюсь подбородком в землю и сцепляю зубы. Тело будто лишилось костей, и остались внутри только тянущая боль и горечь бессилия.

Подхватив девчонку на руки, незнакомец склоняется к ее безмятежному лицу и, ухмыльнувшись, проводит языком по влажной от пота и слез щеке. Мерай даже не открывает глаза, не сопротивляется и никак не реагирует. По бледному виску вниз стекает тонкая струйка крови.

В свободной руке мужчины вспыхивает багряным короткий широкий меч, похожий на язык какого-то древнего существа из полузабытых сказок. Незнакомец поднимает его и водит в воздухе, указывая на бок корабля. Древесина трещит и лопается под действием странной магии. На корпусе отчетливо проступает всего одно слово: “Ан-Салах”.

— Удачной охоты, Альгир, — довольно урчит он. Достает из-за пояса крохотную сферку, стискивает ее в кулаке и бросает назад, открывая разрыв в неизвестность.

Капитан не отвечает — только провожает мужчину взглядом.

— О да, — шепчет тихо, когда разрыв закрывается. — Эта охота точно будет удачной.

— Что-то не так, совсем не так, — я прижимаю руку к груди и захожусь тяжелым, надрывным кашлем, сплевываю под ноги густой темный комок. В голове мутится, мир плывет и вращается, как юла, а колени подгибаются от любого неосторожного движения; но я остервенело хватаюсь за любую опору, оставляю на стенах борозды от когтей. Волчья сущность беснуется под кожей, рвется вперед, к выходу, а я могу только снова и снова повторять, как заклинание:

— Нанна…

Виго рычит и перехватывает мою руку, когда я почти съезжаю по стене вниз и едва не встречаюсь лицом с каменным полом оружейной. Закинув руку себе на плечо, тигр почти тащит меня на себе и тихо ругается, а его ногти превращаются в когти, безжалостно впиваясь в мой бок.

Его зверь беснуется не хуже волка, но причина совсем не та же, что у меня. Это кипит нечеловечески сильная привязанность к дочери. Девочка — вся его жизнь, и тигр совсем не дурак: если что-то происходит с Нанной, то что-то непременно может произойти и с Мерай.