Мы проехали Волгу. Поезд остановился на сортировочной станции. На соседнем пути стоял арестантский состав. В большом баке разносили суп. Как раз напротив моего окна стоял товарный вагон, за толстыми прутьями решеток окошечка я разглядел две бородатые физиономии. Сомневаться не приходилось – два немецких офицера. Это без особого труда можно было определить по печальной серьезности на их лицах. И еще по несгибаемой решимости, отпечатавшейся на застывших чертах. Мы долго разглядывали друг друга. Их поезд двигался в Сибирь. Они уже прошли формальность вынесения приговора и были на пути в ад советского штрафного лагеря.

Может быть, оба сейчас вспоминали о жизни на родине, о доме, может, их жены, родные и близкие застыли в эту минуту у радиоприемников в надежде услышать среди перечисляемых освобожденных имя и фамилию того, кто им дорог. Но ни имени, ни фамилии они не услышат и продолжат ждать до тех пор, пока поток возвращающихся на родину не иссякнет окончательно, пока те, кого они ждут, не вернутся и все заботы и отчаяние останутся позади.

Когда наш состав спустя двое суток остановился на крупной сортировочной станции под Москвой, когда меня вытащили из моей клетки и поместили в небольшую, но тоже с зарешеченными окнами машину, я не ждал ничего, кроме отправки в одну из больших московских тюрем. Через решетку я мельком видел улицы и бульвары Москвы, и мне показалось странным, что люди совершенно свободно разгуливают по городу. Широкие улицы были забиты легковыми автомобилями. Все это как-то не вязалось с моими представлениями о советской столице и воспринималось как нечто нереальное.

Когда мы проехали через весь город и по узкой дороге нырнули в сгущавшуюся темноту, я понял, что московская тюрьма из программы выпадает. И снова, и снова эти оптимистические надежды – надежды оказаться в лагере, откуда лежит путь прямиком на родину. Под Москвой было много лагерей военнопленных, в их числе знаменитый «Лагерь № 27» в Красногорске, где русские держали элиту – японских, немецких, венгерских и румынских военнопленных – высокопоставленных лиц. Их даже предъявляли западным корреспондентам и всякого рода наблюдателям. Там заключенные жили в совершенно других условиях, считавшихся у русских безупречными. Мифы об этом лагере нередко доходили и до сибирских лагерей, в которых мне приходилось страдать. Теперь же я оказался в непосредственной близости от «Лагеря № 27», и хотя я ни в малейшей степени не мог рассчитывать попасть туда, в глубине души все же подумывал – а чем черт не шутит? В России все что угодно возможно. Во всяком случае, нередко происходили совершенно, казалось бы, невероятные вещи. Я бы не удивился, если бы меня вдруг сунули именно в «Лагерь № 27». И все же страшно удивился – во второй половине дня, ближе к вечеру, когда огромный диск красного солнца вот-вот должен был уйти за горизонт, я миновал ворота именно этого лагеря. Меня от души приветствовали опрятно выглядевшие и, судя по всему, неплохо питавшиеся господа – мои новые немецкие товарищи. Вскоре они усадили меня за стол и досыта накормили вкусным супом с хлебом.

Сначала меня держали в кабинете дежурного офицера, который уточнял мои персональные данные – это очень напоминало допрос. Его вежливость, едва ли не изысканность манер просто поразила меня. Он не приказывал, он просил, не бранился, а улыбался. Потом вызвали старосту лагеря – немца, который занялся мною. Уже начинало темнеть. Выкрашенные белой краской аккуратные бараки были прекрасно освещены. Перед каждым бараком цветочная клумба. По асфальтированной, идеально выметенной дорожке прогуливались хорошо одетые и вполне упитанные господа, без сомнения, не имевшие понятия о «прелестях» русских рабочих лагерей для военнопленных.

– Волшебный сад Клингзора, – вырвалось у меня, едва я осмотрелся вокруг.

Староста лагеря фальшиво рассмеялся. Было видно, что он смущен. Видимо, не уловил, что я хотел этим сказать.

При виде этой благоустроенной территории у меня от сердца отлегло. Мысль о том, что я здесь, а не в каком-нибудь очередном свинарнике, успокаивала. Я посчитал неслыханным везением то, что оказался здесь. И все же нутром я ощущал, что и в этом лагере не все гладко. Подобные условия были совершенно нетипичны для России. Все казалось насквозь фальшивым. Неужели я пал жертвой недоброго волшебника? А может, все это просто сон и я вот-вот проснусь?

Мой сопровождающий показал мне место проживания. Чистые, аккуратно застеленные кровати, очень удобный умывальник, цветы на подоконниках – еще час назад я всерьез полагал, что ночевать мне придется где-нибудь на голом бетонном полу. Внезапно я оказался среди культурных людей, засыпавших меня вопросами и поздравлявших с прибытием сюда. Отовсюду мне совали хлеб или миску горячего супа. Наперебой угощали сигаретами, настоящими сигаретами, которые я несколько лет не курил и уже забыл, как они выглядят. Потом меня вывели из барака и с гордостью показали ухоженную территорию лагеря. Неподалеку были сложены бревна, и, как мне объяснили, место это служило скорее спортивной площадкой для поддержания организма в форме – там заключенные работали топором и пилой. На другой стороне имелся спуск к очень красивому небольшому пруду, в котором сейчас отражалось ночное небо. И тут я увидел своих старых знакомых, офицеров-штабистов, с которыми познакомился в Караганде. Особым составом их доставили сюда несколько месяцев назад. И вот теперь нам было суждено встретиться вновь.

Я смущенно осведомился насчет работы.

– Работа? Нет, таких вещей, как работа, здесь нет. Зато у нас здесь очень хорошая и довольно большая библиотека книг на немецком языке, она поможет вам скоротать время. – Для поддержания лагеря в надлежащем состоянии существует специальная рабочая команда, – пояснил кто-то. – Офицеров и интернированных работать не заставляют. Вы – интернированный, – добавил он. – Да и в любом случае никакая работа вам не грозит. Вон как вы истощены.

Какой-то любезный пожилой господин, взяв меня за локоть, отвел в сторону.

– Вы впервые в этом лагере, – заключил он. – Во всей России не найти ни одного, который хотя бы отдаленно напоминал этот. Но внешность, как говорят, нередко бывает обманчива. Предостерегаю вас! Будьте осторожны! За этим роскошным фасадом притаилось зло. Ни в одном лагере вы не окажетесь под таким колпаком, как в этом. И МВД ежедневно находит здесь своих жертв. Вон там внизу есть симпатичный домик. Мы его называем «швейцарский домик». Там расположился знаменитый охотник на людей полковник Лудов. Кто окажется у него в лапах, того он непременно прикончит. Да и многие из наших товарищей двуличны. Предают на каждом шагу.

Следовательно, моя интуиция меня не подвела. Я попал в волшебный сад Клингзора.

– И потом, – продолжал мой собеседник, – берегитесь дьявола в человеческом облике, разгуливающего по лагерю. Ее зовут фрау Кратцер. Она капитан МВД. Если Лудову по каким-то причинам не удается обработать очередного подозреваемого, им занимается фрау Кратцер. Хитрая и коварная особа. Ее потрясающая любезность куда опаснее, чем хамство неотесанных комиссаров. Очень многим она вскружила голову.