Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вас должны были назвать Ангелиной или Анжелой, – забывшись, пролепетал Фома. – Потому что эти имена в переводе означают – ангел!
– А тебя надо было Карпом назвать, – толкнула любимого обиженная Варька. – Чтобы ты молчал как рыба. А то несешь околесицу!
Но злилась она недолго – девица казалась ангелом только до тех пор, пока не открыла рот.
– Гы! – довольно гоготнула она. – А меня родичи Валькой назвали, прикинь? А я взяла и переписалась. Элен стала. Да вы садитесь, я недолго…
Элен, как оказалось, красила ногти, и даже приход гостей не оторвал ее от столь важного занятия.
– Я быстро… вот черт! Опять смазался.
Неверовы переглянулись. Девушка давала возможность свободно разглядывать жилище и даже не пыталась занять гостей разговором. Нетрудно было заметить, что в обстановку домика хозяин вложил немалые средства, и Аллочка загрустила окончательно.
– Аня! – наконец крикнула молоденькая хозяйка. – Аня! Чаю подай!
В гостиную вошла все та же приятная женщина и прикатила накрытый столик.
– Пейте, угощайтесь, – затрясла руками Элен Сигизмундовна. – У меня пока лак высохнет… Ой, черт, а вы же со мной поговорить хотели, так, да?
– Мы хотели вместе с вами вспомнить Николая Николаевича, – грустно произнес Фома. – Мы, в некотором роде, его коллеги, и поэтому…
– А почему сегодня-то? – удивленно вытаращилась на гостей младая вдова. – Он же… полгода мы уже отметили. Или еще какая-то дата? Аньк! У нас сегодня какой день?
– Нет-нет, не беспокойтесь, – произнес Фома. – просто мы… вот Варенька, она у нас писатель… (при этих словах писатель-Варенька поперхнулась чаем), она решила написать книгу о вашем супруге.
– А гонорар – пополам? – насторожилась Элен Сигизмундовна.
– Если книгу напечатают, то – безусловно… – степенно кивнула Варька.
– Ну, тогда спрашивайте, – охотно уселась в кресло с ногами безутешная вдова. – Или мне самой начинать? А почему у вас тетрадки никакой нет? Куда вы записывать будете?
– У меня диктофон, – неопределенно постучала себя в грудь Варька и приготовилась слушать.
– Ну, значит… Николай Николаевич был замечательным мужем! Он меня любил. Я ведь сначала работала простой медсестрой в Центре, а потом он меня заметил и как давай любить! Прямо проходу не давал. Ну, а я… я тоже полюбила его. И потом он мне предложил руку и сердце. И я согласилась. Мы с ним очень хорошо жили, – произнесла Элен Сигизмундовна и с ожиданием уставилась на «писателя».
– Очень хорошо, а что дальше? – спросила Варька.
– А куда дальше-то? Все-е! – удивилась ее непонятливости Элен.
– Ну, как бы вам сказать, – замялась Варька. – Понимаете, книга-то слишком маленькая будет. Даже странички не наберется.
– Подумайте, сколько ж вам заплатят? Копейки! – напомнила Аллочка.
Элен заморгала божественными ресницами и наморщила лобик – задумалась. В эту минуту позвонил телефон.
– Ой, погодите…. Алле! Толик? Я тебе потом перезвоню. А то тут про меня книжку пришли писать… нет, поедем. Ты за мной вечером заезжай. Потому что в «Серенаде» все наши будут ждать… нет, я не на своей поеду, хочется выпить, расслабиться, говорю же замоталась, писатели всякие… Чмоки!
Девчонка бросила трубку и вспомнила, что от нее ждут рассказа.
– Если этого мало, то можете написать, что у Николая Николаевича прекрасная молодая жена. Одна. И она горюет. Ну, типа, потому что она его тоже любила.
Фома поерзал на стуле и зашел издалека:
– Понимаете, нам бы хотелось выставить вашего мужа не просто как холодного врача, а… просто человеком. Вот расскажите, у него были друзья?
– Н-ну, были, наверное, но только он потом с ними порвал. Они ж ему все время говорили, что я Коле не пара! А тот дурачок их слушал! Мы же с Колей даже не расписаны.
– Элен Сигизмундовна, к вам Арина Николаевна, – тихонько сообщила горничная Аня.
– А эту-то чего сюда принесло? – взвилась Элен. – Нет, ну вздохнуть не даст! Ходит и ходит! Чего ей? Опять дом делить собралась? Скажи, чтобы вон пошла!
Девушка так разошлась, что гостям было неудобно просто находиться с ней в одной комнате.
– Гони ее! Если не хочет по-доброму, скажи, что Годзиллу выпустишь!
– А Годзилла – это кто? – тихонько спросила Гутя.
– Это, собака наша, алабай, – расстроенно пыхтела Элен. – Ну, здоровая такая, злющая…
– Простите, а Арина? – быстренько поинтересовалась Варька. – Она кто?
– А она… никто! Это так, дочь Николая от первого брака, – отмахнулась девушка и с обидой добавила: – Тоже, тот еще кобель был. Нарожал детей, а мне с ними теперь… Дом она хочет поделить! Фигу синюю ей, а не дом! Это для меня Коля дом строил. Только переписать на меня не все успел.
– А почему?
– Да потому, что он хотел, чтобы я за него официально вышла, Николай-то, а я… я хотела пожить без печати. Знаете, все эти печати в паспорте так любовь убивают! Вон мне девчонки рассказывали – пока, дескать, ты не в законе, он с тебя пыль будет протирать и ходить вечным женихом, а как только штамп шлепнешь, так все! Подай-принеси и стоптанные тапки! Вот я и пыталась сохранить романтичные отношения.
– И что, вам даже дом был не нужен? – не поверила Аллочка.
– Почему это не нужен? Но только дом-то и без загса можно на меня завещать. Или дарственную. Я очень дарственную хотела! Чтоб уже ни один наследник оспорить не мог. Ну, захотел он подарить его мне, и подарил! Все! Топайте к свободной кассе! А он… он еще оформить дарственную не успел и… взял и застрелился.
Гутя тихонько охнула.
– Застрелился? – не удержался Фома. – То есть он не просто от болезни умер?
– Да там знаете как, конечно, он и болел. Рак у него был, а он очень боялся болей всяких, боялся, что будет дома на кровати, как овощ, валяться… и вылечиться нельзя было, он же знает – сам врач. Вот он и пошел однажды в лес и застрелился. А в газеты дали информацию, что он от болезни скончался. Но так это ж правда! Если б он не болел… Ну, Аня! Что она – опять, что ли, долбится?
– А может быть, вам просто поговорить с Ариной? – предложила Гутя.
– Я вас умоляя-я-яю! О чем там говорить? Она несет какую-то чушь о наследстве, а между прочим, этот дом – я! Сама! Тоже строила! На мои, кровно заработанные! Если б не я, здесь бы ни одного кирпичика не было. Ходит она!
– А вы тоже работали? – вежливо поинтересовалась Гутя.
– Так я ж вам и говорю, чем вы слушаете? – взорвалась Элен, но на всякий случай повернулась к Фоме и Гуте и спросила: – А она не писатель, да? А то я на нее так ору…
– Нет, она не писатель, – помотал головой тот. – Она директор издательства.