— Нас уже ждёт семейный доктор. — Отец Данилыпосмотрел на часы. — Мы поехали.

Млей кивнул.

Отец Данилы подошёл и ласково похлопал Млея по плечу.

Данила с ребенком на руках боялся пошевелиться.

— Давайте я возьму малышку! — предложила няня вчёрном форменном платье и с профессиональной улыбкой.

— Нет, — прошептал Данила, качнув головой.

Млей так и не двинулся с места, пока за ними не закрыласьдверь.

Галя, выйдя из-за стойки администратора, помогла им спуститьколяску, которая еле уместилась в багажник машины.

Млей стоял у окна и долго смотрел вслед чёрному автомобилю сдвумя мигалками на крыше.

Он взял телефон и набрал Наталью Петровну.

Чтобы она была в курсе.

— …И знаешь что ещё? — спросил Млей так жегрустно.

— У тебя всё нормально? — заволновалась НатальяПетровна.

— Подожди с оплодотворением, — сказал Млей.

— Что? — не поняла Наталья Петровна — Почему?

— Подожди, — сказал Млей и повесил трубку.

Наталье Петровне будет звонить отец Данилы, а она как раз тасамая женщина, о которой он мечтал после смерти жены.

Млей снова посмотрел в окно.

Вдруг они вернулись?! Вдруг передумали и уже едут обратно?

Млей бросился к двери и пулей вылетел на улицу. Быстрее, онивозвращаются!

Никого не было.

И даже дождь — первый за эту весну — начался как будто длятого, чтобы смыть следы этой машины. Машины, увёзшей от Млея девочку.

Ему не стыдно было плакать. Слёзы смешивались с дождём, иМлей размазывал их по лицу, не отводя взгляда от неба.

Он никогда не плакал так горько.

Он вообще никогда не плакал.

Я шёл пешком.

Солнышко светило мне в лицо и пели птички.

А может, мне казалось, что они поют.

Я шёл по улице, держал перед собой в вытянутой руке розу иулыбался.

Люди, которые шли мне навстречу, улыбались тоже.

А может, мне казалось, что они улыбаются.

Я прошёл весь Арбат, потом весь Кутузовский проспект и вышелна Рублёвское шоссе.

Иногда я представлял себе тётю Зою с открытым ртом иперепуганными глазами и тихонько хихикал.

В таком виде я действительно находил сходство между ней ипортретом над моей раскладушкой.

Я любил и её, и портрет, и художницу, которая егонарисовала, и людей, которые шли или проносились мимо меня в чёрных машинах.

Люди — странные существа. Они болеют, страдают и умирают —но им как будто до этого нет дела! Они зачастую ведут себя так глупо исовершают столько ошибок, словно бессмертие — их единственная проблема.

Рублёво-Успенское шоссе, в районе деревни Барвиха. Назелёный свет здесь переходили дорогу продавец магазина телефонов и егонемолодая жена.

Она держала его под руку, а он рассказывал ей про новуюмодель Nokia, которую они только вчера получили.

— Слушай, — остановилась она прямо на серединешоссе. — А я выключила духовку?

— Наверное, выключила, — сказал продавец. —Не стой посреди дороги, пошли!

— Наверное, нам лучше вернуться! — настаивала она.

— Вспомни, последний раз мы примчались домой от сына,потому что ты решила, что оставила включённым утюг, — ворчал продавец.

— Ты хочешь, чтобы я нервничала? — спросила она,не двигаясь с места.

Сотрудник ГИБДД махнул им дубинкой, собираясь переключитьсветофор.

— Конечно не хочу! — воскликнул продавец — Ну что,вернёмся?

— Нет, ладно, пошли, — решила она. — Раз явытащила торт, значит наверняка и духовку выключила.

— Вот видишь! — обрадовался продавец. — Аторт точно вытащила? А то я уже настроился на чаёк с наполеончиком сегоднявечером!

Я увидел их издалека.

Они опасно стояли на середине шоссе и что-то обсуждали.

«Наверное, ссорятся», — подумал я и пошёл им навстречу.

Продавец и его жена удивлённо разглядывали молодогочеловека, который приближался к ним с белой розой в вытянутой руке.

У молодого человека что-то упало, он неловко наклонился,поднял какой-то предмет и сунул его в карман.

Так же смущенно улыбаясь, он протянул розу жене продавца.

— Вы такая красивая, — произнёс молодойчеловек. — Если ваш мужчина позволит, я бы хотел преподнести вам этотцветок.

Продавец важно кивнул а его жена расплылась в улыбке.

— Спасибо, — сказала она, лукаво поглядывая намужа — Мне уже давно не дарили цветов.

Молодой человек как-то старомодно поклонился и пошёл дальше.

Продавцу даже показалось, что если бы у парня была шляпа, онприподнял бы её над головой.

— Кто это тебе давно цветы не дарил?! — спросил онжену, в душе страшно гордясь ею.

— Никто! — Она театрально вздохнула.

— Пойдём, я покажу тебе, что такое настоящие цветы, ане эта жалкая незабудка!

Теперь я шёл в сторону гостиницы Млея гораздо медленней.

У меня не было розы, которую я хотел ему подарить.

Я шёл всё медленней и уже думал о том, чтобы вернуться.

Люди в машинах перестали мне улыбаться, а тётя Зоя соткрытым ртом теперь казалась мне полоумной алкоголичкой, которая навернякапропьёт свои новые зубы. Будет менять по одному на бутылку водки.

«Надеюсь, всё-таки на две», — подумал я.

В какой-то момент я решил, что лучше вернуться наЛенинградку. И дожидаться там корабля с Теты.

А может, пойти в тюрьму и объяснить, что это я, а не Ха,должен сейчас есть в камере баланду! Спрятаться там и никого не видеть!

Что-то грохнуло в небе — уж, конечно, не наша летающаятарелка, — и пошёл дождь.

До гостиницы оставалось всего несколько шагов, и я решилпереждать дождь там.

Я пробежал мимо охранника, спрятавшегося от непогоды в своёмдомике, а следом за мной бежала чёрная собака, такая же насквозь мокрая, как ия.

Я остановился, увидев Млея.

Я остановился каждым кусочком своего фиолетового тела,каждой своей ментальной и каждой эфирной волной, когда его увидел.

Я остановился, увидев Млея.

Нет, я был здесь всегда. На этом самом месте, в этом дворикепод огромными соснами, упирающимися в небо, под этим дождём.