– Радомир?

Вторя ей, солнцерожденные несут его имя из уст в уста, проносят над полями, с которых только-только собрали урожай зерна, до самых дальних стен Дома Солнца. Но все это не важно, все это где-то далеко, не здесь, потому что сейчас, впервые за долгое время, он видит ее.

Весна стоит у самого края поля, держа в руках корзину, полную тяжелых колосьев. Смотрит на него глазами зелеными, и русые волосы, заплетенные в косу, лежат у нее на плече. Она разжимает пальцы, корзина падает, и колосья рассыпаются по земле у Весны под ногами. Делает она шаг, и ведун шагает навстречу, протягивая к ней руки, призывая.

Иди ко мне. Дай же мне обнять тебя!

Подобрав юбки платья, Весна бежит к нему, совсем не босая, как дома. Слезы, что скатываются по ее щекам, ранят Радомира сильнее любого меча, пусть даже от радости плачет она. От нее пахнет пшеном и холодом, и, вжимая хрупкое тело в себя, с жадностью вдыхает ведун аромат ее волос, обхватив тонкий стан дрожащими руками. Стискивает Радомир основание ее косы, комкает ткань одежд на девичьей спине, и сама она хватается за него столь отчаянно, словно бы вот-вот разлучат их снова.

Весна шепчет его имя, а он и слова сказать не может. Да и не знает он, что сказать. Слишком долго ждала она его, слишком долго не было его рядом, когда был он ей нужен. Но Весна смотрит на него, положив огрубевшие ладони на его лицо, и улыбается так ярко и искренне, что все сомнения покидают ведуна. Дрогнувшими губами улыбается Радомир в ответ и, разомкнув уста, произносит едва слышно:

– Я сдержал свое слово. Вернулся к тебе.

Кивнув, всхлипывает она несдержанно, оглаживает большими пальцами дуги его бровей, острые скулы, делающие осунувшееся его лицо и без того грубым. И ничего больше Радомиру не нужно. Ему бы застыть в этом моменте, раствориться в нем, в ее запахе, и никогда больше не разлучаться с ней. Ведун роняет голову на хрупкое плечо, чувствуя, как девичьи губы касаются его виска, и лишь сильнее обнимает Весну.

– Я знала, – шепчет она в ответ, – что ты вернешься.

Они выпускают друг друга из объятий не сразу, без особого желания, лишь из необходимости. Берет Весна его руки в свои, улыбается ему, а после за собой ведет, подводя ближе к толпе любопытных солнцерожденных, среди которых замечает ведун знакомые лица. Все смотрят они на него, силятся понять, правда ли это он, и сомнения их развеиваются только тогда, когда ведун предстает пред ними, облаченный в одежды луннорожденных. Жители Большеречья, привезенные из крайнего набега, восклицают его имя и подходят ближе, хлопают по спине и плечам, обрушивая на нелюдимого ведуна всю радость встречи.

Но Радомира это не тревожит. Он держит Весну за руку, и это все, что нужно ему.

– Где же был ты, Радомир?

– Что случилось с тобой?

– Мы думали, все, погиб ты!

– Не так-то просто меня убить, – отвечает он, – уж теперь-то я знаю это. Все, что случилось со мной, со мной и останется, нечего вам зазря тревожиться испытаниями моими. Важно то, что здесь я, и больше ничего плохого не произойдет с вами. Пришел я со словом конунговой дочери о том, что позволит она каждому, кто пожелает того, вернуться домой. Покинуть север и отправиться к родным берегам.

Вскидывает Весна на него взгляд, полный волнения и восторга, в то время как собравшиеся тонут в гуле собственных голосов, взволнованных и испуганных, полных надежды и страха. Хочет успокоить их ведун, приободрить, пояснить хотя бы, что те, кто пожелает остаться, насильно из Дома Солнца выгнаны не будут, только вот не позволяют ему этого. Люди расступаются, затихают постепенно, являя взгляду Радомира мужчину, твердым шагом движущегося в их сторону.

– Что происходит здесь? Что за небылицы рассказываешь ты этим людям? Никто и никогда не покидал Дом Солнца, и уж тем более не возвращался на юг. С чего решил ты, словно бы можешь дурманить их подобными сказками?

Лицо это кажется Радомиру знакомым, но гнев застилает глаза, стоит услышать, как обвиняют его в обмане. Горло его издает клокочущий звериный рык, и осторожно заводит он Весну за свою спину, расправляя плечи и грудь колесом округляя. Худой и угловатый, уж вряд ли может показаться он противником опасным, да только гнева в нем – на целую рать.

– Я тебе не сказитель, чтоб сказками баловать собравшийся народ, старик, – цедит Радомир сквозь зубы. Отпустив руку Весны, поднимает он рукав тяжелого своего одеяния, являя взгляду наглеца рваный шрам, оставшийся на коже после ритуала братания. – Побратимом прихожусь я конунговой дочери и слово ее получил. Коль и может кто-то народ наш вернуть в родные края, то я это. Потому не мешай мне.

То, как скрипят от гнева чужие зубы, слышно во всех уголках Дома Солнца. Старик смотрит на него яростно, вздернув нос, и кривит рот, желая было сказать ведуну все, что думает о его наглости и побратимстве с северянкой, когда Весна встает между ними.

– Святовит, – дрогнувшим голосом говорит она, – это Радомир.

Оба они вздрагивают, услышав имена, и смотрят иначе друг на друга. Испуганно, изучающе, пытаясь понять, правда ли то, что солнцерожденная говорит. Да только толку Весне лгать? Только получившая обратно жениха своего, уж вряд ли станет она лгать ему, да и какой умысел за ложью этой должен стоять?

Радомир и без того, вглядываясь, замечает знакомые черты в лице старика, забытые с детства. И не вспомнит он, сколько было ему, когда в последний раз видел он лицо ведуна, приходящегося ему отцом. Смута поглотила его образ, оставив за собой лишь злость и ненависть, жгучую и отравляющую. Не ведает Радомир, что за мысли вьются в голове его, но стоит ведуну поднять руки, протягивая к нему, как, утянув за собой возлюбленную, солнцерожденный в сторону отскакивает.

– Сын…

Радомир пресекает его голосом холодным, как льды во фьорде:

– Нет. Нет, не нужно этого. Много лет прошло, и я узнал, почему ты так поступил. Мне стало ясно, что вело тебя в тот миг, когда ты позволил схватить себя. Только это не привело к прощению. Я не простил тебя за то, что ты бросил нас. За то, что мама погибла, не выдержав разлуки с тобой. За то, что остался я один. Я не простил тебя, Святовит, и простить не смогу, так потому не нужно всего этого.

Сложно судить, что чувствует старейшина, слыша слова подобные из уст родного сына. Радомир был одним из тех, кого Святовит защитить желал, а поступок его стал причиной сыновьей ненависти. Гневливостью Радомир в него пошел; будь он похож на Ясну, то сам бы в объятия бросился, причитая о своем прощении.

Хорошо. Хорошо, что не прощает.

– Коль так, – заведя руки за спину, сцепляя их вместе, Святовит смотрит в глаза сына, в карих омутах видя взгляд драгоценной своей Ясны, и говорит так, чтобы всем и каждому слышно было, – не столь скоро исполнится задуманное тобой. Раздор в этих краях, за права наследования борются северяне. Возвращение Ренэйст лишь усугубить дело может, и не до обещания вовсе ей будет.

– С Ренэйст прошел я сквозь земли, укрытые золотым песком, – в тон ему отвечает юный ведун, и пламя гнева разгорается в нем все сильнее, – сквозь плен и боль, голод и близость смерти. Пересек соленую воду, снежные пустоши и увидел край света. Потому знаю я ее лучше тебя, и в том, что обещание свое она сдержит, уверен я. Да, пусть и не сразу, но она позволит нам уйти, и еще увидишь ты, как сильно ошибаешься. А пока мы будем ждать, и ожидание наше будет вознаграждено.