– Заходи.

Этого Митя не ожидал. Подумал с досадой: «Что-то он сегодня рано…» Но отказываться не было причины, и он зашел в комнату Виктора. Не был здесь со дня вселения – по утрам и вечерам они встречались в столовой. Потому сразу увидел два новых чемодана.

– Ты говорил, весь багаж уже на пароходе, – кивнул на них.

– А-а, это… – Виктор быстро глянул на товарища, усмехнулся. – Добавлю к тем. Я что хотел тебя спросить… Я вчера вернулся уже ночью, а ты вечером был дома. Как там наши соседи, видел их?

«Почему спрашивает? Что-то подозревает?» – насторожился Митя, но Уржумов быстро продолжил:

– Барышня эта, Елена, как она тебе? Что в ней такое особенное, что зацепило меня и не отпускает? Я ведь девиц всяких видал, но она… В другое время ухаживал бы за ней по-благородному, да нет времени. Совсем не осталось! Я же ей сказал, что готов вывезти ее и братца в Константинополь, а оттуда – в Европу.

– И что она? – вставил наконец слово Митя, потому что Уржумов говорил быстро, лихорадочно, словно сам с собой.

– Она, – искривил губы, – благодарит за участие. «Мы с братом еще не решили, хотим ли уезжать». Какого черта! Ведь давали же деру от красных, это ясно! А я думаю, она высматривает себе покровителя получше. Я что, какой-то подпоручик… Ничего, приручу, вот увидишь!

Митя хотел ответить ему резко, но, пока подыскивал слова, Уржумов нырнул под кровать, вытащил оттуда свой саквояж. Был он вместительный, кожаный, обшитый медными скобами, с двумя замками. Виктор всегда держал его при себе, но здесь, в Новороссийске, Митя не видел, чтоб он носил саквояж по улицам. Да и то – вырвут из рук, убегут, по голове стукнут – это нынче сплошь и рядом. Он даже думал, что Уржумов свой любимый сундучок пристроил с чемоданами на корабле. Ан нет, здесь саквояж. И Виктор, вытащив из внутреннего кармана ключ, отпирает замки, роется в нем, заслонив всем телом от Мити…

– Смотри!

Раскрыл ладонь, и изящно изогнутая вещица поразила золотым блеском. Это был женский браслет прекрасной ювелирной работы: в окружении стебельков трав и цветов изгибалась ящерица – сверкнули изумрудные глазки и лепестки-бриллианты.

– Чистое золото! А бриллианты? Ни одна женщина не откажется от такой красоты. – Голос у Виктора дрогнул, зазвучал вдруг мягко, ласково. – Подарю ей, не пожалею, хотя это целое состояние! И ведь как совпало, даже гравировка словно для нее. «Елена Лукашова»!

Он перевернул браслет, на брюшке ящерицы тонкой вязью сплетались буквы Е и Л. «Ева Либерсон, – мысленно констатировал Дмитрий. – Никаких сомнений». У него не изменилось выражение лица, не дрогнули зрачки. Все-таки сколько раз видел он следователя Петрусенко в деле, кое-чему научился. Спросил доверчиво:

– Семейная реликвия?

– Точно, – не раздумывая, ответил Уржумов, – что-то вроде этого. Со стороны матери.

Наклонившись и снова копаясь в саквояже, Виктор, насмешливо ухмыляясь, думал: «Тоже мне, потомок знаменитого сыщика! Говорил, что помогал ему сложные дела распутывать! Наивный дурачок…»

Особенно не скрывая, он вытряхнул колье из длинного сафьянового футляра, положил туда браслет, спрятал под пальто во внутренний карман.

– Вернусь часа через два, приду к ней и подарю, – проговорил уже снова быстро, торопливо. – Сейчас некогда, дела, нельзя упускать время. А вечером мы с ней все решим, обязательно!

Вновь закрыл саквояж на оба замка, спрятал под кровать, а чемоданы прихватил. Выпустив впереди себя Дмитрия, тщательно запер дверь комнаты. И умчался по своим делам.

Митя вернулся в свою комнату, сел у окна, глядя на крыльцо соседнего дома. Надо было кое-что обдумать. «Но быстро, – приказал сам себе. – Времени и в самом деле мало». Он почти физически ощущал, как ускоряется бег времени, как часовая стрелка мчит по циферблату, нагоняя секундную, как временная воронка втягивает со свистом песчинки песочных часов!.. Надо принимать решение, особенно сейчас, когда странное обстоятельство вдруг раскрылось перед ним. Браслет – он сразу узнал его. Он ведь сам брал показания у ювелира Моисея Карловича Браверманна, подробно описывал с его слов кольца, колье, браслеты, серьги, диадемы – все, что банда Хлыста сначала «изымала», а потом просто грабила. Вот эту самую вещицу – браслет – старик-ювелир описал с особенной тщательностью, потому что сам лично изготавливал его в подарок дочери. И гравировку сделал – первые буквы имени и фамилии своей замужней дочери: Е и Л. Потому что ту звали Ева Либерсон. По словам Моисея Карловича, браслет очень понравился тому молодому человеку, который выдавал себя за сотрудника милиции, и тот нагло забрал его себе. Как браслет оказался у Виктора Уржумова? Если бы он сказал, что купил его по случаю, – это звучало бы правдоподобно. Но он подтвердил: семейная реликвия. Прихвастнул? Да, Уржумов любит набивать себе цену. А ведь Викентий Павлович и он, Дмитрий, позже узнали, что «молодой человек», забравший браслет, – это некий советник Хлыста по кличке Скула. Таинственно исчезнувший Скула…

Митя вскочил, прошелся по комнате от стены до стены…Что-то мелькнуло в уме, сверкнуло, как бриллианты на браслете… Вот, сейчас, он вспомнит, поймет, поймает за кончик эту мысль, ассоциацию!.. Как сказал Виктор Елене? «У меня студенческое прозвище Эскулап»… Но это же Скула! Вот так так! Кто там у бандитов знает о древнеримском боге врачевания Эскулапе? Вот они и переделали в знакомое «Скула». А мы головы ломали, что за Скула…

И все встало на свои места. План оборонительных сооружений в районе Основы… Эту заслугу Уржумов присвоил себе. Дмитрий думал – из тщеславия, но, может, других конкретных дел у подпольной группы просто не было? Боевая группа Уржумова… Сколько раз Дмитрий просил Виктора взять и его на боевое задание, но получал отказ. А теперь вот Митя подумал: Скула ловко выдавал бандитов за милиционеров и мог так же запросто выдавать их за подпольщиков.

Надо идти к соседям, к Елене, Всеволоду, Николаю. Рассказать им, предостеречь, посоветоваться. Коля Кожевников хороший советчик, он это помнит.

Наверное, его, идущего через двор, увидели в окно – Всеволод уже стоял на крыльце. А Елена в первой комнате встретила радостной улыбкой, взяла его шинель.

– В городе начинается паника, – стал рассказывать мальчик, как только Митя вошел в комнату Кожевникова и пожал другу руку. – Я был у гостиницы, на площади у бухты, а дальше не пройти. Но все толпятся, несут и везут вещи, ругаются, плачут. Разговоров только о том, что кораблей мало, что прибыл английский генерал и распорядился дать свои корабли под эвакуацию.

– Адмирал Сеймур прибыл еще три дня назад, – сказал Митя.

– Нет, это кто-то другой, прилетел на самолете.

– Что ж, похоже, долгожданная эвакуация вот-вот начнется, – сказала Елена. – Счет уже на часы… А вы, Дмитрий? Вы уезжаете со своей частью?

Она спросила об этом как о чем-то само собой разумеющемся, но Мите показалось – нет, он точно услышал, – как голос девушки дрогнул.