Хотя я и была в растерянности, но не могла не отдать должное Кэтрин, вошедшей в библиотеку в длинном черном платье с высоко поднятой красивой головой. Ее окружал ореол такого чувства собственного достоинства, такого нежелания идти на какие-либо компромиссы, что я остро почувствовала свою собственную нерешительность.

Она никому не пожала руки, никому не улыбнулась. Просто села и взглянула на Алекса Дэвиса.

— Ну что же, мы готовы.

А затем Алекс Дэвис действительно произнес речь. Он упомянул своего покойного дорогого друга Говарда Сомерса, сидящую здесь скорбящую женщину, которая оказалась в малоприемлемом для нее положении.

— Все разговоры, которые происходили между ними, между мужем и женой, давали ей основание считать, что основная часть состояния перейдет к ней. Сейчас ей представлено новое завещание, которое она не может объяснить и не может принять.

Я заметила, что мистер Уэйт слегка нахмурился.

— Согласно новому завещанию, никудышный сын получает ровно половину крупного состояния. Миссис Сомерс попросила всех вас встретиться с ней сегодня для того, чтобы обсудить не законность данного завещания, но, — он взглянул на мистера Уэйта, — обстоятельства, при которых оно было составлено.

Он сел, а мистер Уэйт снял очки и протер их носовым платком.

— Я должен что-то сказать? — осведомился он. — Полагаю, поскольку сам документ не является предметом обсуждения, то это вопрос скорее к доктору.

Несмотря на всю его вежливость, было видно, что мистер Уэйт раздражен. За красивыми словами Алекса он, как и я, разглядел, что дело именно в самом завещании.

— Я фактически ничего не знаю, — начал доктор. — Во время болезни его отца прошлым летом Уолтер Сомерс сообщил мне, что отец собирается изменить завещание. Он спросил мое мнение о состоянии психики отца, и я ответил, что пожелал бы такого же себе. Позднее он попросил меня подтвердить это в письменном виде, что я и сделал.

Он откинулся на спинку кресла и желтыми от сигарет пальцами разгладил маленькую вандейковскую бородку. Кэтрин внимательно посмотрела на него и впервые вступила в разговор:

— Вы ему давали лекарства, доктор?

— Лекарства? — довольно запальчиво ответил он. — Конечно. Это моя профессия. Но я не давал ему ничего, что даже при очень большом допущении могло повлиять на его рассудок.

Рассказ мистера Уэйта был обстоятелен и прост.

Двенадцатого августа прошлого года ему позвонил Уолтер Сомерс и попросил приехать в тот же день к его отцу в отель «Империал» для того, чтобы составить для него завещание. Поскольку он знал, что мистер Сомерс был серьезно болен и все еще чувствовал себя плохо, то в качестве меры предосторожности позвонил сидящему здесь врачу, который наблюдал больного, и осведомился о состоянии его психики. Доктор Симондс сообщил, что ему известно о намерении мистера Сомерса составить новое завещание и что он для того совершенно дееспособен. В результате мистер Уэйт составил необходимый документ, а примерно в четыре часа пополудни на следующий день привез его готовым на подпись. Всего было подписано два экземпляра.

Лицо Кэтрин постепенно заливала краска.

— Не хотите ли вы сказать, что составили завещание, такое важное, можно сказать, революционное, и не задали при этом ни одного вопроса? А если на него было оказано давление? Человек может выглядеть совершенно нормальным, но после тяжелой болезни, когда он слаб и расстроен…

— В то время не было абсолютно никаких признаков подобного. Управляющий отеля проводил меня наверх, а Уолтер Сомерс встретил у двери и провел в номер. Затем он вышел, и больше я его не видел, ни в тот день, ни на следующий.

— Сара Гиттингс при этом была?

— Она ушла. Она была там, когда я приехал в первый раз, и пришла на второй день засвидетельствовать документ. Я еще могу добавить следующее. Мы обсуждали условия завещания. Мистер Сомерс осознавал, что они, как вы выразились, революционны. Но он сказал, что Уолтер достиг возраста разума, а состояния хватит на всех.

— Вопрос не в этом, — резко произнесла Кэтрин. — Деньги — ничто. Какое они имеют значение? Значение имеет то, что в конце жизни он от меня отрекся. Чем это вызвано, мистер Уэйт? Что случилось здесь прошлым летом? Что полностью изменило его отношение ко мне? Почему он положил это завещание в сейф и своей рукой написал: «Передать моему сыну Уолтеру в случае моей смерти»? Это очень серьезно, мистер Уэйт. Он мне перестал доверять? А этот фонд в пятьдесят тысяч долларов, которым по своему усмотрению должен распорядиться Уолтер? Что он об этом сказал? Какую тайну он скрывал?

— Он сказал, что Уолтер знает.

— И это все, что он сказал?

— Это все.

Она бессильно откинулась в кресле. Короткую паузу первым нарушил Алекс Дэвис.

— Копия завещания с вами, мистер Уэйт?

И тут оскорбленное достоинство мистера Уэйта несколько потускнело. Он заерзал в кресле.

— Я как раз к этому перехожу. С этой копией, мистер Дэвис, на самом деле случилась очень странная вещь. Она исчезла из наших архивов. Мистер Гёндерсон искал ее несколько дней, как только умер мистер Сомерс. У него есть версия по поводу ее исчезновения, но она не очень приятная.

В этот момент я случайно взглянула на Джима и увидела, что у него трясутся губы.

— Думаю, мы должны ее услышать.

— Предположение такое. В тот день, когда убили Сару Гиттингс, а точнее — после полудня, клерк нашей конторы открыл сейф для Флоренс Гюнтер по ее просьбе и оставил ее поработать с некоторыми документами. Затем она вернула документы на место, а клерк закрыл и запер сейф. Она была доверенным сотрудником и внешне все выглядело нормально.

Однако, когда мистер Сомерс умер, мистер Гендерсон, знающий о завещании, в мое отсутствие начал искать копию завещания и обнаружил, что она исчезла.

Никто не подозревал в этом Флоренс Гюнтер, которая сама два раза ездила со мной в «Империал» и была свидетелем составления завещания. Однако после этого ее убили, и все факты ее поведения приобрели особый интерес.

Четыре дня назад мистер Гёндерсон протелеграфировал мне, что завещание исчезло, и попросил приехать. Когда он встречал меня сегодня утром на станции, то рассказал, что один из клерков, которого зовут Лоури, в день смерти Сары Гиттингс видел Флоренс Гюнтер на улице. Он видел, как она разговаривала с полной женщиной, которую он по газетным фотографиям опознал как Сару Гиттингс. Она передала этой женщине длинный плотный конверт — вроде тех, в которых обычно хранятся юридические документы.