— Где этот чертов привратник? Вечно я должен стучать!

Губы Шарлотты дрогнули в улыбке.

— Никак не думала, что ты приедешь… О боже, как я рада… — Бросившись к нему в объятия, она жадно прильнула к его губам. Потом чуть отстранилась, чтобы полюбоваться, — Ты дома, любимый? Ты правда вернулся?

В холле царил полумрак, столы и стулья стояли в чехлах. Подвески незажженной люстры над головой поблескивали, словно сосульки.

— Мы с Джулиет не топим больше переднюю, — объяснила Шарлотта. — Живем в общей комнате.

— Но слуги…

— Что ты, Эндрю, все ушли. Джолли, Бен и Марта сбежали. Как только негры доходят до рубежей янки, те их освобождают.

Она посмотрела на Кассиуса.

— А ты не будешь убегать, правда?

— Нет-нет, мисса. Я хороший ниггер.

Эндрю отослал его.

— Джулиет будет рада тебя видеть, — сказала Шарлотта. — Она ушла на рынок. Еда еще есть, хотя все ужасно дорого.

Окна в общей комнате выходили в зимний сад. Раньше здесь дети делали уроки, а женщины могли, распустив корсет, выпить чашечку чая.

Теперь в комнате лежали тюфяки Шарлотты и Джулиет вплотную к плите с четырьмя конфорками, а у окна расположился стол, служа буфетом, — на нем стояли эмалированные жестянки для хранения продуктов, расставленные по величине от самой большой до самой маленькой, и пяти галонный бочонок рядом с портлендскими часами из кабинета бабушки Фишер.

Шарлотта подбросила поленьев в печку.

— Сейчас выпьем чайку, Эндрю. Если хочешь… если только хочешь, у нас много вина и бренди. Мы с Джулиет даже не притрагивались к запасам в винном погребе бабушки.

— Лучше чаю.

Шарлотта не сводила глаз с мужа, будто с какого-то недосягаемого сокровища. Она налила воду в чайник из бочонка, болтая без умолку:

— Мы каждое утро берем воду у водовоза, поэтому вода у нас есть всегда. По очереди с Джулиет носим. Ах, Эндрю, я так рада, что ты дома!

Над печной решеткой вился дымок.

— Шарлотта, милая Шарлотта… Я должен тебе кое-что сказать…

— Да, дорогой? — Шарлотта пролила воду на плиту. Вода зашипела, запузырилась, повалил дым, — О боже, что я наделала?

Эндрю быстро открыл заслонку.

— Боюсь, огонь потух.

Кашляя, Шарлотта распахнула окна, чтобы выпустить дым.

— Ах, Эндрю, прости, я ни на что не гожусь. Я самая неловкая хозяйка в мире. Ведь леди никогда не учили разводить огонь, готовить ужин, стелить постель. Прости, я такая беспомощная!

Эндрю, взяв чайник у нее из рук, поставил его на остывшую плиту.

— Сядь, Шарлотта. Посиди хоть минутку, прошу тебя.

Не нужно сейчас ничего делать. Завтра я куплю новых слуг.

— Но, Эндрю… Стоит мне к ним привыкнуть, как они убегают.

Раванель сел на скамейку верхом.

— Поговорим о слугах позже. Я хочу кое в чем признаться.

Радость Шарлотты обратилась в тревогу. Она медленно села.

— Когда Джулиет сегодня вернется домой, она принесет новость о… о… новом скандале.

— Скандале? Эндрю, милый, ты ведь только что приехал.

У тебя и времени не было его устроить!

— Мы с Розмари…

Губы Шарлотты сжались.

— Нет, Эндрю. Только не с Розмари. Ее брак — да, не то, что она хотела, но она не может причинить мне боль! Не… не… снова!

Эндрю прижал руку к сердцу.

— Я безумец, Шарлотта. Остался с Розмари наедине в ее доме. И меня совершенно не заботила ее — и твоя — репутация. Однако, клянусь Богом, между нами ничего не было.

Шарлотта обмякла. Облизнула пересохшие губы.

— Розмари всегда была симпатичней меня. Она всем нравилась, даже в детстве. Эндрю, я знаю, ты никогда не был со мной откровенен. Не лги мне сейчас. Прошу тебя…

Эндрю попытался взглядом заверить ее.

— Мне было бы особенно тяжело, если бы ты изменил мне с Розмари. Такую измену я не переживу.

Он взял податливую руку жены.

— Шарлотта, любимая. Честное слово, я не изменял.

Шарлотта с минуту вглядывалась в лицо мужа, прежде чем встать, и отодвинула чайник подальше.

— Ну, тогда другое дело.

— Розмари…

Она прижала пальцы к его губам.

— Тсс!.. Я верю тебе. Всегда верила. Знаешь, Эндрю, по-моему, я ношу под сердцем сына, твоего сына. Пожалуйста, спустись в чулан, откроем шампанское. У нас так давно не было повода для праздника.

Как Эндрю и предсказывал, Джулиет Раванель уже знала, что ее брат провел два часа наедине с Розмари Хейнз.

Глаза сплетницы, донесшие эту новость, сверкали от злорадного удовольствия, когда она выпалила:

— Дорогая, да разве успели бы Эндрю с Розмари что-то сделать за такое короткое время?

Можно представить, что раздули из этого происшествия чарльстонские острословы.

Фруктовые деревья в саду тетушки Питтипэт отливали розовым, в их ветвях порхали голубые ирепы. После весенней поры дороги подсохли, и федеральные войска неумолимо двигались на юг, чтобы сокрушить Конфедерацию, а майор Эшли Уилкс был в рядах обтрепанной армии, которой предстояло отразить удар.

Питтипэт, Мелани и Скарлетт, не сговариваясь, поодиночке молились за Эшли, первым делом после пробуждения и в последнюю очередь перед сном.

29 апреля 77 тысяч пехоты и 3 тысячи кавалерии федеральных войск под предводительством генерала Джозефа Хукера по прозвищу Драчливый Джо перебрались через реку Раппаханнок по пяти понтонным мостам.

Их встречала сорокатысячная армия генерала Ли, укрывшаяся в густом непролазном лесу близ Чанселорсвилля[29].

Драчливый Джо хвалился:

— Я одолею Ли, где ни пожелаю!

Спустя шесть дней кровопролитных боев Авраам Линкольн с мертвенно-бледным лицом узнал о поражении армии Хукера.

— Боже, боже мой, — прошептал президент, — что скажет народ? Что?

В середине мая кто-то постучался в дверь дома тетушки Питти. Мелани в это время была на кухне, складывая очистки от яблок-кислиц в чашку, а дядюшка Питер пошел открывать.

Скарлетт сидела за столом, помешивая овсяную кашу, которая, по ее мнению, «и лошадям не по вкусу».

Дядюшка Питер, просунув голову в дверь, сообщил: