Он все придерживал Зарницу за руку. Девушка поглядывала на Будимира и не заметила, какими глазами смотрел на нее старый жрец Огнеслав.

Потом князья разъехались по своим городам, и по Руси началась сперва незаметная, но потом все более явная возня. По дорогам вдоль берегов рек скакали люди, плыли на лодьях и шли пешими, пробираясь в починки и лесные заимки. Зайдя в город, они вели беседы и зачастую получалось так, что потом, проводив гонца, мужчины доставали припрятанное до времени оружие, проверяли крепость ковки и прочность насадки топора или рогатины, лишний раз пересчитывали стрелы в туле и уходили на неведомый чужой промысел — охотиться за двуногой дичью. А оставшиеся одни женщины и подростки настораживались, готовые в любой день сняться с места и уйти дальше в чащобы. Люди сбивались в ватажки и спешили в ближайший городец, где их привечал князь или старейшина и откуда путь им был один — на Ладогу или Изборск, где сидели урмане.

Выступать было решено по слову княжеского гонца, и сроки уже поджимали, когда он наконец ворвался в ворота Нового Города. Упрежденная стража сразу проводила гонца на княжеское подворье — и через малый час город ожил. В путь должны были отправиться с рассветом.

Зарница не знала о приезде гонца — весь тот день она просидела в землянке на капище, запертая в ней, одинокая, в посте, ожидая своей судьбы. Старый Огнеслав не забыл, как князь Будимир узнал Зарницу на капище, и в один из дней подошел к девушке и упредил ее, что вскоре ее ожидает последнее испытание.

За нею пришли раным-рано, когда только запевали петухи в Славенске. Задремавшая было на голой лавке, Зарница вскинулась, когда отвалился засов и внутрь заглянул Милонег. Суровый и важный против обыкновения, он поманил девушку и отступил, давая ей дорогу.

Окружив ее, трое жрецов в сосредоточенном молчании отправились прочь с капища. Огнеслав шел впереди, пристукивая посохом о землю. Ведомир и Милонег шествовали по бокам, неся что-то в мешках. Не спрашивая ни о чем и лишь осторожно заглядывая в нахмуренные отрешенные лица, Зарница поняла, что предстоит нечто значительное.

Огнеслав выбрал в роще неподалеку глухое место. На поляне буйно росла высокая и густая, несмотря на осень, трава, не знавшая ноги человека. Вокруг смыкали кроны стоеросовые деревья, коим не грозил топор. Стояла полная тишина, не нарушаемая даже шорохом ветра в вышине. Оставив Зарницу озираться, младшие жрецы прошли вперед и занялись костром, уминая траву. Огнеслав, что, выйдя, застыл, подняв лицо к светлеющему утреннему небу, очнулся и в первый раз обратился к Зарнице, легонько толкнув ее вперед. Девушка сделала несколько шагов ближе к готовящемуся кострищу и услышала позади себя тихое бормотание. Шагая широко и твердо, Огнеслав пошел обходить поляну по кольцу, бормоча заговор:

— Чур-Чурило, стар-перестар! Ты лежи-лежи полеживай, ты сиди-сиди посиживай, ты ходи-ходи похаживай и от нас отваживай!.. Чур-Чурило, стар-перестар!

Покрытая холодной осенней росой трава примялась под его ногами, образуя круг, в котором стояла Зарница, и уже затеплился, шипя, костерок. Милонег и Ведомир успели выйти из круга, оставив девушку наедине со стариком. Она успела вскинуть на Милонега глаза — и тут Огнеслав набросил ей на голову белое полотно.

Зарница застыла, забыв даже дышать. В ушах противно зазвенело, и она смутно услышала голос Огнеслава:

— Во имя Даждьбога-Солнца, во славу Перуна-громовержца! Старое отринь, новое прими!

Что-то толкнуло под лопатку, уколов. Ожидая большего, Зарница сжалась в комок, зажмурилась. Как сквозь сон, она почувствовала еще два легких касания к голове и шее и услышала бормотание Огнеслава. Что он говорил, девушка не разбирала — она умерла и для нее были запретны слова живых. Лишь отдельные звуки еще узнавались, но как мертвец-упырь не различает людей меж собою, так и она более не понимала смысла сказанных слов и ждала только одного — воскрешения. Хотелось закричать, но язык прилип к пересохшей гортани.

— Перуне светел, Перуне славен! Бог ночи и дня, бог, пославший огонь, бог всех людей, Перун-бог! Слава тебе во всевышних!.. Прими к себе деву сию, дай ей жизнь новую, одари ее силой да благостью своею! Пробуди ее ото сна смертного! Гой, Перуне светел! Гой, Перуне славен! Гой!

В два голоса клич подхватили Ведомир и Милонег. Эти крики долетели до слуха Зарницы, и она чуть было не отозвалась — крикнула душа, рванувшаяся ввысь. В следующий миг с нее сорвали полотно, и Огнеслав воздел руки к небу:

— Именем Перуна! Восстань, Перуница! И да будет имя тебе — Борислава!

Бережно, словно хрупкую ладошку новорожденной, старик принял ее руку и вывел из круга.

— Слава Бориславе! — возгласил он.

— Слава! Слава! — подхватили Ведомир и Милонег.

Они подошли к девушке с двух сторон, кладя руки ей на плечи. Но сама она видела только улыбающееся широко и светло лицо младшего из них.

— Мы принимаем тебя, сестра! Борислава, жрица Перунова! — молвил он.

Ведомир, оторвавшись на миг от новой сестры, поднес ей братину, в которой плескался заготовленный загодя мед. Зарница двумя руками приняла братину, поднесла было ее к губам — но помедлила. Обернулась на огонь, через который она перешагнула, выходя из круга, где умерла ее прежняя жизнь, и, поклонившись костру, плеснула на него из братины:

— Перуну — слава!

— Слава! — грянуло позади нее.

Выпрямившись и по глазам Огнеслава угадав, что поступила верно, Зарница сделала первый глоток и передала братину дальше по кругу Милонегу.

Они уже шли назад, все вместе, снова живые и равные между собой. Второпях объяснивший про посвящение Милонег отстал, и Зарница догнала Огнеслава.

— Поведай мне, владыка, — молвила она, — за что мне честь такая? Я ведь пока еще мало ведаю, ничего не свершила… Почему? Ведь ни опыта, ни над душами людскими власти у меня нет! Взять хоть славенцев…

Старик приостановился.

— Ты помнишь, как тебя признал князь ладожский? — помедлив, сказал он. — Он поведал о своем ночном видении… Этого достаточно!

Дружины со всей земли собирались на полпути от Нового Города до Ладоги, на берегу Волхова. Люди шли осторожно, стараясь не попасть на глаза урманам, которые за прошедшее время успели привыкнуть к видимости повиновения словен и понемногу теряли всегдашнюю бдительность. Напасть надлежало внезапно и скинуть врагов в Нево-озеро прежде, чем они заподозрят неладное. А там близка зима, когда викинги сидят по домам.

Жрецы шли с дружинами на равных. Многие из них были добрыми воинами, иные оказались сведущи в целительстве и должны были призвать помощь богов полкам. На подмогу рассчитывали, и Зарница заметила, как посветлел нахмуренным ликом князь Будимир, когда она первый раз попалась ему на глаза.

— Раз ты здесь, Перуница, — крикнул он ей издалека, — боги нас не оставят!

Кроме Зарницы и сопровождавшего ее по жребию Ведомира — просился Милонег, но ему выпал неудачный жребий, — здесь было еще трое-четверо жрецов и знахарей. Они прибыли из разных градов и внимательно присматривались друг к другу и верховодившему всеми ладожскому жрецу Силомиру, спутнику князя Будимира. Зарница среди них была единственной женщиной и опять чувствовала себя чужой.