Аладдин ухмыльнулся про себя, неслышно выскальзывая в сизые сумерки раннего вечера. Надо же, еще и месяца не прошло, а Жасмин из наивной, одинокой принцессы незаметно превратилась в покорительницу умов и сердец. Каким-то образом она умела держаться с людьми легко и естественно, сохраняя при этом роль предводительницы.

Абу нагнал его, когда он был уже почти в квартале от убежища, чувствуя себя почти как в старые времена: легко перемахивая через заборы, перебегая по конькам крыш, соскальзывая в неприметные дворы по будто бы невзначай оставленным в них шестам.

Вот только Аграба стала другой. Огромное красное солнце наполовину опустилось за горизонт Западной пустыни, и залитые закатными лучами барханы казались обагренными кровью. Редкие прохожие скорее торопились домой или хотя бы под какую-нибудь крышу. Все они шли молча, ссутулившись и то и дело нервно оглядываясь через плечо, со страхом ожидая чего-то...

Со своего наблюдательного пункта на крыше Аладдин видел, как три патруля охраны общественного порядка одновременно выступили из дворца, расходясь в разные стороны. Они двигались, как какие-то странные насекомые, никогда не сбиваясь с шага, а темные щиты за их спинами особенно напоминали панцири жуков. Аладдину тут же вспомнились вопросы, которые задавала Ширин. Малышке тоже бросилось в глаза странное сходство между этими патрулями и людьми, выступавшими на параде. Из любопытства он решил проследить за одним из патрулей.

К этому времени город был уже настолько запуган, что патрулям нечего было делать, кроме как просто шагать по пустынным безмолвным улицам. Слаженный топот подбитых железом сапог предупреждал об их приближении, разгоняя тех, кто еще не успел скрыться. Они шли, уставившись вперед неподвижными черными глазами, и с пугающими улыбками, которые явственно говорили о том, что эти ребята действительно очень любят свою работу. Если они вдруг улавливали какой-то настораживающий звук или неясное движение в тени, то реагировали почти как люди: выхватывали оружие, принимали боевую стойку, посылали одного или двоих в подозрительный переулок для проверки.

Без единого слова.

Следуя за ними, Аладдин так ни разу и не услышал, чтобы они хоть что-нибудь сказали. Разве что иногда кивали друг другу, не более того. Как же они тогда общались? От одной мысли об этом Аладдину становилось ужасно неуютно.

Когда ущербная луна достигла зенита, городские часы принялись отбивать время.

Патруль остановился.

Одинаковые лица солдат как будто утратили фокус. Не то чтобы они стали смотреть в сторону, нет: просто каким-то образом перестали уделять внимание тому, что находилось перед ними.

А потом, холодея от ужаса, Аладдин вдруг осознал, что их лица глаза, носы, рты – действительно стали размываться, теряя очертания, расплываясь, превращаясь в невнятное смешение желтовато-коричневых и черных пятен.

Их тела тем временем стали набухать, раздуваясь, и приподниматься над землей, как будто им вдруг вздумалось встать на цыпочки, слегка покачиваясь на ветру.

А потом они просто взяли и лопнули.

Совершенно беззвучно – как и все, что делал этот патруль, кроме разве топота подкованными сапогами. Бесшумный взрыв разнес каждого из этой шестерки в клочья, еще хранившие цвета кожи и одежды, но вскоре бесследно растаявшие в воздухе среди сизых завитков не то дыма, не то тумана.

Аладдин поежился. Выходит, в этих созданиях не было ничего человеческого. Их даже нельзя было назвать настоящими волшебными существами, вроде джиннов. Это были просто големы – бездушные куклы, созданные магией и способные лишь бездумно выполнять приказы их создателя, да и то недолго – пока не выйдет отведенное им время. Встряхнувшись, Аладдин заставил себя сосредоточиться на своем деле: отыскать новых рекрутов для их движения сопротивления. Сейчас он был готов думать о чем угодно, лишь не об этих искаженных лицах. Он и так знал, что отныне они всегда будут являться ему в кошмарах.

Но едва он повернулся, чтобы уйти восвояси, ветер донес до него за пару кварталов обрывки чьей-то гневной речи. В иные времена Аладдин не стал бы обращать внимания на такой пустяк, но при нынешнем комендантском часе громкие разговоры на улицах с наступлением темноты стали редкостью.

Он бесшумно перескочил на соседнюю крышу, спрыгнул на подходящий балкон, оттуда соскользнул по бельевой веревке на тканевый навес, натянутый над чьей-то лавкой. Там он и залег, притаившись за развевающейся на ветерке парой гаремных шальвар, навострив уши и глядя во все глаза.

Дело происходило на Моряцкой площади – так жители окрестных трущоб прозвали ее из-за фигур кораблей, вырезанных на углах окружавших небольшую площадь зданий. Раньше по вечерам здесь любили собираться те, у кого водились хоть какие-то гроши, чтобы посидеть с друзьями в невзрачной чайхане с хлипкими сиденьями и облезлыми коврами, обсуждая житейские дела за пиалой водянистого дешевого чая.

Сегодня здесь тоже толпился кое-какой народ, а перед ними держал речь сам Джафар в сопровождении шестерки отборных дворцовых стражников – на этот раз людей.

По правую руку от чародея прямо в воздухе парил серебряный поднос с чаем, вином и сладостями, явно не из соседней чайханы. Губы Джафара были растянуты в улыбке, которую счел бы приятной и искренней разве что слепой или последний болван.

Аладдин не был ни тем, ни другим. Он подполз чуть поближе, стараясь внимательно разглядеть Джафара, которого не видел с того самого памятного парада. С тех пор «султан» редко показывался на публике. В его взгляде ясно сквозило безумие. Что же вынудило его подвергнуть свою драгоценную персону риску в трущобных кварталах и снизойти до общения с простолюдинами?

– Все, о чем я прошу, – вещал Джафар с бесконечным терпением, как мать малолетнему неслуху, – это указать мне местонахождение принцессы Жасмин. Просто скажите мне, где она сейчас, и вы больше никогда не узнаете, что такое голод. У вас всегда будет вдоволь и хлеба, и мяса, и сладостей, и вина... отличного вина, а не той ослиной мочи, которой вы наливаетесь каждый вечер.

Перед ним неуверенно переминалась кучка тощих, одетых в лохмотья людей. Кто-то из них не мог отвести глаз от подноса с угощением, кто-то опасливо поглядывал то на лицо Джафара, то на его стражников. Остальные по большей части ждали, что предпримут другие. И лишь немногие незаметно попятились и растворились в темноте, безошибочно чуя недоброе и стараясь как можно скорее убраться отсюда, пока не поздно.

Аладдин постарался запомнить именно эти лица. Возможно, попозже стоит разыскать этих людей.

– Да кому она нужна, девчонка старого султана? – высказался какой-то невзрачный мужичок. – Ваша милость и так может получить любую девицу, какую пожелает. Вот хоть моя младшенькая: она в два раза краше этой Жасмин, и прятаться от вас не станет, даю слово.

Возможно, он и впрямь рассчитывал на милость от правителя, но тому идея не понравилась. Глаза Джафара мгновенно вспыхнули лютым гневом.

– Мне не особенно интересует твое мнение о моих делах, – произнес Джафар тоном человека, которому и впрямь нет никакого дела до мнений букашек, которых он рано или поздно все равно раздавит каблуком. – И твоя дочь мне не нужна. Итак, спрашиваю еще раз. Знает ли. Кто-нибудь. Из вас. Где находится. Принцесса?