Ось рулевого колеса насквозь прошила грудь Хью Оукли. Голова его была повернута в другую сторону, и я, слава богу, не видела его лица. Шарлотта Оукли не пристегнула ремень и со всего лету врезалась в ветровое стекло. Стекло ее остановило, но она с такой силой ударилась головой, что оно все покрылось паутиной трещин. То, что осталось от ее прежде прекрасного лица, было похоже на расплющенную сливу. На коленях у нее лежал обломок руля, перекрученный, как какой-то диковинный инструмент. Ребенок, их сын, сидел сзади. Он тоже погиб. Он лежал на спине, закинув руки за голову, один глаз открыт, другой зажмурен. На нем была футболка с изображением Уайла Э. Койота с шашкой динамита, зажатой в лапе. Голова мальчика была вывернута под неестественным углом. Но самое главное — он был старше, чем час назад, когда я видела его в коридоре Фибергласа. Он вырос.

Глядя в салон с тремя мертвыми телами, я поняла, что это значит.

Что бы произошло, если бы Хью не умер, а бросил меня и вернулся к Шарлотте? Вот это.

У них родился бы сын, и несколько лет они прожили бы счастливо. Одиннадцать или двенадцать, может, тринадцать. Однажды они поехали бы на загородную прогулку в своей новой элегантной серебристой машине. И все кончилось бы вот этим: лицо как раздавленная слива, Уайл Э. Койот, зловещая красота паутины трещин на ветровом стекле.

Маккейб побрел назад к своей машине, чтобы взять мобильник и вызвать кого полагается, а я все еще пребывала в защитной «коме». Иначе, увидев, что стряслось с Хью Оукли, я сошла бы с ума. А так я просто стояла у машины и слушала беззаботно-веселую песенку, доносившуюся из салона. Я не ощущала ни дурноты, ни головокружения, ведь я понимала, что все это не на самом деле, что все было не так. Он умер тихо, когда мы были вдвоем, и его ладонь лежала на моем затылке, и только что отгремела летняя гроза. И так, по-моему, было гораздо лучше, правда? Умереть тихо, с сердцем, исполненным любви, с надеждами на будущее, живя с женщиной, любившей его такой любовью, в какую она прежде и поверить не могла. Я все готова была ему отдать; достала бы Луну с неба, чтобы наша жизнь сложилась. Я посмотрела на него. Мне надо было задать ему вопрос, на который он не мог ответить, потому что умер. Умер везде. Умер здесь и умер в моей жизни.

— Какая жизнь была бы для тебя лучше? В какой из них ты мог бы остаться живым?

Безучастные птицы продолжали взлетать с проводов и вновь опускаться на них, их деловитый щебет не прерывался ни на минуту.

До Крейнс-Вью меня довез один из членов городской добровольной пожарной дружины. Маккейб остался на месте катастрофы. После того как прибыли пожарные и «скорая» и сделали все, что могли, Маккейб попросил своего приятеля, чтобы тот подбросил меня до дома.

Некоторое время мы ехали в молчании, потом мужчина спросил, знаю ли я погибших. Я заколебалась, прежде чем ответить нет. Он потянул себя за мочку уха и сказал, что это жуткая вещь, просто жуткая! Не только само по себе, но еще и потому, что Сальвато были славными людьми. Сам он давно знал Эла и несколько лет назад даже голосовал за него, когда тот баллотировался на мэра.

Совершенно сбитая с толку, я спросила, о ком это он говорит. Он указал через плечо большим пальцем в ту сторону, откуда мы ехали.

— Это семья Сальвато: Эл, Кристина, малыш Боб. Чертовски хорошие были люди. И вот так вот погибли все в одну минуту. Просто сердце разрывается… Я в пожарной команде, и мы почти на все происшествия выезжаем. Особенно на тяжелые. Но такие вот хуже всего. Приезжаешь на место, в этом уже и так веселого мало, но когда заглядываешь в машину и видишь там своих знакомых!.. Господи Иисусе, вот они перед тобой, мертвые. Знаете, я даже иногда думаю, а не уйти ли?

Я повернулась на 180 градусов и посмотрела сквозь заднее окно, потом снова села прямо.

— Но вы действительно заглядывали внутрь машины? Вы уверены, что там были ваши друзья?

Я не просила — я требовала ответа, потому что ведь я тоже видела их — Хью, Шарлотту, весь этот кошмар.

— Ну еще бы! Леди, о чем, по-вашему, я тут вам толкую? Я стащил Эла с колонки руля, которая воткнулась ему в грудь чуть не на два фута! Какие уж тут сомнения!? Его лицо было в шести дюймах от моего.

Я молча на него смотрела до тех пор, пока не поняла, что больше он ничего не добавит. Я снова повернулась на сиденье, чтобы посмотреть сквозь заднее окно. Мы уже почти приехали в Крейнс-Вью.

Когда мы подъехали к центру городка, мне вспомнилось, как мы с Хью были взволнованы в день нашего переезда сюда. Нам хотелось успеть все сразу — выгрузить вещи из машины, пройтись по магазинам, погулять по городу и осмотреться. День был чудесный, поэтому мы выбрали последнее; прогулка наша закончилась у реки, где мы смотрели на проплывавшие мимо лодки и катера. Хью сказал:

— Лучше этого нет ничего на свете.

Он сжал мою руку. Потом повернулся и куда-то пошел. Я спросила, что это он задумал, но ответа не получила. Он все бродил и бродил вокруг, глядя в землю. В конце концов он наклонился и подобрал темно-коричневую палочку размером с сигару. Подняв ее повыше, помахал в воздухе, чтобы мне было лучше видно.

— Я как раз ждал подходящего момента, чтобы поискать палочку. И вот он настал. Мы с тобой вдвоем, погода, река… Самое подходящее отыскать мою первую палочку Миранды.

Он подошел ко мне и протянул свою находку. Я провела пальцем по ее поверхности и вдруг неожиданно для себя самой поцеловала.

— Надеюсь, их со временем будет много-много. Он взял ее у меня и сунул в карман джинсов.

— Эта для меня — самая-самая. Я должен ее беречь.

Выходя из машины, я спрашивала себя, где сейчас эта палочка Хью. Машина свернула за угол, и только тогда я повернулась к дому. Я ничего не чувствовала — ни страха, ни беспокойства, ни даже малейшего любопытства. Судя по событиям последних двух дней, мне не оставалось ничего, кроме как войти внутрь и очутиться лицом к лицу со всем, что меня там ожидало.

Глядя на дом, в котором я еще совсем недавно надеялась свить гнездышко и жить с Хью до конца дней, я вспомнила об одном взволновавшем меня поступке Хью.

Однажды вечером — это было в моей нью-йоркской квартире — он окликнул меня из спальни. Когда я подошла, он меня остановил, загородив дверной проем вытянутой рукой.

— Сделай все, как я скажу, хорошо? Быстро посмотри на тумбочку у кровати и скажи, что ты там видишь. Не раздумывая. Просто посмотри и скажи.

Заинтригованная, я подчинилась. На том месте, где стояла моя настольная лампа, находилось что-то темное, причудливой формы. Я прищурилась, но и это не помогло. Я понятия не имела, что это такое. Наконец он убрал руку, подошел к кровати, наклонился и включил лампу. Оказалось, что это моя лампа, просто он положил ее на бок и так повернул, что даже с небольшого расстояния ее невозможно было узнать.