Спокойно, Максим. Перебесится, и успокоится. Главное, чтоб бесилась на территории моей жизни, и никак не лезла к Насте — потому что мои предупреждения о том, что я сделаю с ее жизнью в противном случае, кажется, все же были услышаны.

И от после всего этого снова тот же вопрос — что не так с женщинами?

Или это со мной не все в порядке?

Я прикрываю глаза, вспоминая, как ехал с мастерской к Настене, и меня тупо распирало. От счастья, слепого наслаждения нашими отношениями, какой-то новой стадией без боязни поссориться, а простого человеческого «мы охуенно трахаемся, и все остальное делаем вместе». И мне, блять, хорошо. Просто хорошо с маленькой, сворачивающейся в комок по ночам женщиной, которую утром хрен отыщешь рядом. В ее вечных толстовках, которые как-то незаметно сменились на мои свитера и рубашки, а еще эти теплые носки с голыми острыми коленками…

Мне вдруг резко стало нравится в ней все. Даже раздражающая раньше ванильность и плаксивость вдруг стали необходимым ингридиентом, потому что без них Настя — не Настя, а я без нее…

Я без нее не я.

Мне приходится пару раз хорошенько размять шею, и потереть костяшками глаза, чтобы слегка прийти в чувство. М-да. Залип, кажется, и всего-то времени прошло! Но это не было проблемой, и наш ужин в ресторане должен был просто закрепить успех — чтобы, глядя на ее улыбку и попытки свистнуть у меня с тарелки самый вкусный кусочек, я окончательно осознал, как мне, блять, повезло.

А на деле я наблюдал медленно исходящую на истерику женщину, которая не могла ни адекватно построить свои проблемы, ни расслабиться, ни вообще хоть сколько-нибудь дать понять — я здесь, Макс. Я все еще здесь, только почему-то этим вечером стала напоминать «сама-не-знаю-чего-хочу» бабенку, рядом с которой мужчина всегда играет в угадай-ку, и ни в коем случае не занят ничем другим.

Блять!

Я был с ней откровенен. Я ни разу ее не обманул. И действительно хотел с ней в отношения, даже если наши взгляды и идеалы различаются… Но ведь двумя взрослым адекватным людям присущи разговоры! И мы могли, как я считал, в случае чего просто договориться о любой хуйне в этой жизни! И разгрести любую проблему и говно извне…

Только если проблема не кипит внутри одного, и не льется ливнем на голову другого…

Возня за дверью отвлекает от мыслей, и я слышу, как моя помощница доказывает кому-то, что я занят. Удивленно смотрю на настенные часы — кому я мог понадобится в такое время?

И кто, помимо начальства, которого пустили бы без всяких задержек, мог вот так нагло рваться ко мне в кабинет?

Я быстрым шагом дохожу до двери, и распахиваю ее, выбирая самый грозный взгляд из своего арсенала. И достается он явно не тем — двумя сцепившемся женщинам, одна из которых моя ни разу не боевая помощница, а другая — Настя.

— Что здесь происходит?

— Максим Тимофеевич, — Анжела испуганно замирает, а я про себя думаю, что когда-нибудь эта женщина, все же, станет смелым и боевым товарищем, — к вам, вот тут… Из другого отдела, по неясному вопросу…

Я смотрю на Настену, которая спокойно сдувает волнистую прядку со лба, и смотрит на меня, скрестив руки на груди. Я не знаю, что произошло за те двадцать минут, что мы не виделись, но по взгляду понимаю — ей есть, что сказать.

— Проходи.

Настена юркает в мой кабинет, а я запираю за нами дверь, снова отмечая взглядом ее усилившуюся худобу. Опять забывает поесть? Или голодает намеренно?

Настя быстро оглядывается, с любопытством осматривая мой кабинет, куда попала впервые. Он больше, чем ее, но и наш отдел один из самых крупных в журнале. А еще я работаю здесь дольше, и уже успел обставить все по своему вкусу.

— Красивая картина, — отмечает она выбивающееся из серого интерьера яркое пятно, и неосознанно переступает с ноги на ногу.

— Работа человека, страдающего шизофренией. У меня была статья о доме сумасшедших. Долго торговался с медсестрами — в итоге согласились продать мне с условием, что это останется только между нами.

— Ты их тоже обманул?

Один вопрос — обвинение — и я моментально понимаю, почему нам с Настей капец как сложно дается выяснение отношений. Так вот поэтому — ну не выношу я начало разговора с претензий!

А Настя, как обычно, не может совладать с эмоциями, и валит на меня чем попало.

— Тебя я не обманывал. Ни разу за все время.

Настя глубоко вздыхает, будто пытается справиться, но безуспешно. У нее слишком учащено дыхание, и мелко-мелко дрожат пальцы — отчего я понимаю, что девушка на взводе.

— Ты сказал, что был у Киры.

— Все верно.

— Но ты даже не зашел в дом!

— Вопрос был какой? Ездил ли я к Кире. Так вот, я ездил. Ты сама сказала, что ответ простой — да или нет.

Настена краснеет, стискивает губы, отчего становится похожа на недовольного и обиженного ребенка. Меня всегда умиляла ее внешность — но сейчас, в нашей ситуации, я бы хотел найти за этим личиком взрослую, отвечающую за свои слова и поступки женщину. Я же знаю, что она там где-то есть.

Но пока лишь недовольный всем птенчик прилетел выяснять совсем глупые вещи.

— Ты ведь мог объяснить! — она хватается за лоб в каком-то отчаянном жесте, и неожиданно совсем просто, искренне и отчаянно шепчет, — я ведь думала… Я жила три дня, уверенная, что ты трахался со своей бывшей!

Я приподнимаю брови, но это скорее защита от ее слов, нежели удивление. Да, я отлично понимал и осознавал, что произношу. Более того — даже хотел после ее расспросов и нежелания слушать произнести фразу так двусмысленно. Но я абсолютно не готов сейчас к ее прорывающейся боли и к своим эмоциям на нее.

— Успокойся, — произношу и себе и ей, и Настя еще больше опускает плечи, будто я словами наношу удары, — я тебе еще в самом начале объяснил, что никаких левых женщин не будет, пока мы вместе. Если бы ты слушала и доверяла мне, а не всем вокруг — тебе бы не пришлось жить три дня с этими бредовыми мыслями.

— Как?! Как мне нужно было еще понять ту фразу, после твоих признаний о полиамории?! Это ведь логически вытекает одно из другого…

— Нет.

Я наблюдаю, как лицо девушки как из пулемета выстреливает эмоциями — сперва злость, отрицание, потом задумчивость, неверие… И наконец взгляд на меня, полный вопросов.

— Объясни, — выдыхает она бледно-розовыми губами, которые в обычное время гораздо насыщеннее, и замирает в ожидании ответов.

— Вижу, наконец-то ты готова слушать.

Я прохожу мимо нее, усаживаясь за стол нарочно долго, собирая мысли в кучу. Цепляюсь взглядом за напряженную позу, и начинаю говорить правду.

Как, впрочем, делал это всегда.

— Ты спросила меня про мое отношение к изменам. Сходить налево, втихушку изменять и испытывать влечение — это две абсолютно разные вещи. Кто тебе сказал, будто я собирался что-то такое делать? Я всего лишь сказал, что знаю плюсы, когда двое могут допустить подобное. И сам состоял в таких отношениях, так что по опыту понимаю, отчего это круто. Плюс, зная тебя, предположил, что при должном изучении вопроса ты и сама бы согласилась со мной, что для некоторых пар полиамория — действительно шаг к развитию и верности, как бы парадоксально это ни звучало. Но я не раз повторил, что никого не наебывал, и уж тем более не собирался обманывать тебя. А ты сделала свои выводы.