Но сегодня проблему глобализации усугубляют масштабы развития новых технологий. Компьютерная техника — виртуальная основа глобализации, хотя, кто знает, может быть, и над ее будущим также стоит задуматься.

Глобализация по сути — «понятие фундаменталистское», которое «добилось успеха в создании монополии из сбалансированного множества». Универсальный, смешанный язык стал «официальным языком» глобализации (Бодрийар).

Чтобы осуществлять связь (а глобализация — это связь), необходимо выбрать общий язык, систему, при которой будет действовать обмен информацией, или, если говорить о культуре, обмен продуктами культуры.

Но кому мы продаем продукты культуры? По какому конкретному, и одновременно умозрительному, адресу мы их направляем? Кто наш излюбленный адресат? Американская культурная индустрия завладела глобальным рынком, любые покупатели желанны, от папуасов до португальцев. Местные производители остаются дома, выносят свою продукцию на местный рынок или пытаются проникнуть на американский (западноевропейский). Польский писатель не станет напрягаться, чтобы опубликоваться в Индии; если такое и произойдет, это будет приятное исключение, подтверждающее правило. Индийский писатель, при всей его общепризнанной постколониальной ущербности, не слишком печется о том, опубликуют его в Болгарии или нет. Но быть опубликованным на англо-американском рынке — с которого осуществляется препровождение культурного товара дальше, — означает получить билетик лотереи мирового рынка.

Очередной престижный адресат — западноевропейский рынок. Но престижность не гарантирует взаимности. Несмотря на тот факт, что его соотечественник «Бертельсманн» скупил половину американской издательской индустрии, немецкий писатель продолжает сидеть все на том же стуле в кабинете нью-йоркского издателя. И, похоже, с аналогичными перспективами опубликоваться, как у его русского или итальянского коллеги. И опять- таки: даже американский писатель с серьезными литературными амбициями имеет лишь небольшое преимущество перед европейцами.

Как и с чем сообщается культурный продукт на глобальном культурном рынке?

В сувенирных лавках крупных западноевропейских городов можно обнаружить открытки, представляющие в юмористическом виде характерные черты граждан стран Евросоюза. В который раз эти открытки внушают нам, что англичане — «холодны», что голландцы — «скупы», а французы — «надменны». Эти сувенирные стереотипы — лишь невинные шутки между равными, и не следует понимать их превратно. Вот почему тут, среди этих равных, нет «цветных» французов, «отуреченных» немцев, «онемеченных» турок или «индусоподобных» англичан.

Открытки несут в себе некий смысл, намекая чуткому зрителю, что язык унификации — это язык стереотипов. Любимый европейский лозунг — «единство через различие» — толкует европейские «различия» в виде набора культурных стереотипов. Оказывается, что стереотипы, по сути, и выражают национальную и этническую сущность, что именно через стереотипы трактуется право на различия. Но заключен в этом также и обратный смысл: национальные особенности — это не что иное, как набор стереотипов.

Стереотипы — это язык политиков, телевидения и массовой культуры (иначе эта культура не была бы массовой). Это наиболее действенный язык глобального культурного рынка. Таким образом, стереотипы — несмотря на провозглашенную идеологию мира без границ, постколониальные теории, всеохватывающий Интернет, свободный обмен культурными товарами, — продолжают оставаться основополагающей формулой связи. К примеру: исчезли ли стереотипы «холодной войны» после падения берлинской стены или же просто поменяли своих сторонников? Что произошло с культурой в системе, которая сулит связи без границ, но сама основана на стереотипах? Являются ли стереотипы рыночными этикетками, благодаря которым продукт продается лучше, или они — его реальное содержание? Разве не являются стереотипы основным языком каждого продукта, имеющего глобальные связи, в том числе и тематики культуры?

Глобальный культурный рынок так быстро и с таким энтузиазмом впитывает интеллектуальные тенденции нашего времени — постколониализм, феминизм, мультикультурализм, политику самоопределения, — что иногда спрашиваешь себя: не сам ли рынок изобретает подобные тенденции ради собственной выгоды? Сегодняшний глобальный культурный базар наводнен продуктами, утверждающими эти идеологические мантры, превращая их в политкорректный китч. Скажем, в литературе (и поп-музыке) появилось направление самоориентализации: художники предстают на обложках книг (или CD) в псевдовосточных одеяниях, в виде пророков постколониального права на самобытность. Или те культурные продукты, что возникли во время войны в бывшей Югославии и внесли свой вклад в «балканизацию» на Балканах. Югославские деятели кино, поп-музыканты, художники и писатели легче проникают на глобальный рынок, если их продукция отвечает стереотипам «диких» и «кровавых» Балкан. Трудно подвергать сомнению этот китч, не попадая в соответствующую ловушку политкорректности.

Достоинства массовой культуры напоминают достоинства самодеятельной культуры, процветавшей при социализме, и имеют колоссальную массово-просветительскую ценность.

Главной установкой рынка является демократия. Не только любой потребитель хорош, но также и всякий производитель. В то время как энтузиазм культурной самодеятельности при социализме вскоре угас, уступив дорогу профессионализму (каким бы тот ни был), энтузиазм нынешний неизбывен, потому что массовая культура приносит баснословные прибыли.

Рынок производит идеальные глобалистские продукты. Продукты массовой культуры не уничтожают стереотипы, а, наоборот, утверждают и распространяют их. Даже для ценных и уникальных продуктов рынок стремится подыскать соответствующую стереотипную упаковку. В этом смысле хороший японский фильм упакован на рынке точно так же, как японские суши. Таким образом, глобальный рынок становится сферой циркуляции и распространения культурных стереотипов. Японский продукт господствующей массовой культуры тянет за собой корейский, корейский тянет тайваньский. Таким образом культурное меню расширяется, не меняя своей сути.

Скажем, американская телеиндустрия изобилует ситкомами[53], рассчитанными на многочисленные группы и подгруппы американского общества: национальные (китайские, корейские, пуэрториканские, кубинские, афроамериканские), профессиональные (студенчество, врачи, юристы), различные классы общества, людей разной сексуальной ориентации, половозрастные группы. Массовая культура успешно расширяет свой репертуар за счет вновь обнаруживаемых групп потребителей, при этом не изменяя своим основополагающим принципам: «демократичности» (доступности для всех), в какой-то степени «просветительству» (например, веселые ситкомы поучают, тем самым ублажая наиболее твердолобых зрителей) и «нравственности», что всего-навсего означает отсутствие нападок на основные ценности (семью, религию, этническую, расовую и национальную принадлежность).